Суббота, 20.04.2024, 10:22
Приветствую Вас Гость | RSS

Великая Россия Электронная Библиотека

Наш опрос
Оцените мой сайт
Всего ответов: 5
Статистика

Онлайн всего: 1
Гостей: 1
Пользователей: 0
Форма входа

Главная » 2011 » Декабрь » 22 » Иное небо, Лазарчук Андрей, читать или скачать бесплатно эту книгу.
23:59
Иное небо, Лазарчук Андрей, читать или скачать бесплатно эту книгу.



Иное небо, Лазарчук Андрей, читать или скачать бесплатно эту книгу. бесплатно скачать


Иное небо, Лазарчук Андрей, читать или скачать бесплатно эту книгу.">Иное небо, Лазарчук Андрей, читать или скачать бесплатно эту книгу. бесплатно скачать

Скачайте и откройте один из архивов. После этого вам будет доступен для скачивания файл: Иное небо, Лазарчук Андрей, читать или скачать бесплатно эту книгу. . Если файл не скачивается, воспользуйтесь дополнительной ссылкой и распакуйте следующий архив.
Иное небо, Лазарчук Андрей, читать или скачать бесплатно эту книгу.">Ссылка: "Иное небо, Лазарчук Андрей, читать или скачать бесплатно эту книгу."
Иное небо, Лазарчук Андрей, читать или скачать бесплатно эту книгу.">Зеркало: "Иное небо, Лазарчук Андрей, читать или скачать бесплатно эту книгу."
Иное небо, Лазарчук Андрей, читать или скачать бесплатно эту книгу.">Зеркало 2: "Иное небо, Лазарчук Андрей, читать или скачать бесплатно эту книгу."
Файл: Иное небо, Лазарчук Андрей, читать или скачать бесплатно эту книгу. - был проверен антивирусом Kaspersky Antivirus и ESET NOD32. Вирусов не обнаружено!
Читать Лазарчук Андрей Иное небо скачать Лазарчук Андрей Иное небо можно отсюда Долго, - согласился я. 7.06.1991. ОКОЛО 20 ЧАС. ПЕРЕКРЕСТОК БОЛЬШОЙ И МАЛОЙ БРОННЫХ. КАФЕ ГЕНЗЕЛЬ И ГРЕТЕЛЬ . Я тихонько объяснял Гансу, что надо сделать, а он слушал и соглашался: конечно, какие могут быть проблемы? Да, да, разумеется... Мы сидели в крошечном кабинетике, передо мной стояла чашечка кофе и блюдо с пирожными, и я никак не мог понять, почему меня от взгляда на них тошнит - пока не вспомнил, что не ел с утра. С поезда. Ганс задумчиво поскреб свои подбородки, покачал головой: горячее бывает только до пяти... но можно посмотреть, не осталось ли чего из закусок. Я был готов на все. Ганс принес поднос, сплошь заставленный маленькими пластиковыми тарелочками. Одного только языка - пять порций. Хлеб рижский, похвастался Ганс. Очаровательно... Пойду к клиентам, сказал Ганс, если что надо... Спасибо, Ганс. Думаю, этого хватит. Ганс не был нашим агентом в полном смысле слова. Просто он однажды провел две недели на борту пассажирского Юнкерса", захваченного мальчиками из Зари России". Мальчики требовали освобождения своих из тюрем, а также, в виде бесплатного приложения - восстановления России в границах 1914 года. Юнкерс мотался по аэропортам, пока не долетел до Бухары. Там мы его ждали - накануне эмир встречался с Толстым, и о чем-то таком они договорились. Мальчиков взяли без выстрела: просто впрыснули в систему вентиляции усыпляющий газ. Все это произвело на Ганса достаточно сильное впечатление, чтобы он сам предложил нам свои услуги. Теперь через него мы получали кой-какую необходимую информацию, а его кафе стало нашим почтовым ящиком и складом НЗ. Теперь, похоже, Гензель и Гретель послужит нам треффпунктом... хотя это уже следующая стадия операции... но, пожалуй, самая главная... Я не заметил, как смел все. Включая пирожные. В брюхе возникла приятная тяжесть. Как это Ганс таскает свой дирижабль? Побегай-ка весь день... Закатное солнце отражалось в черно-зеркальных гранях небоскребов-близнецов: РТА и издательского комплекса ИНФРА". На крышу ИНФРА" садился вертолет. Четверть девятого. Ну, что? Все на сегодня? И кроме того - здесь пять минут ходьбы... и деньги с собой... Почему-то сохло во рту. Я спустился в бар, взял две банки пива и вернулся. Пять минут туда и час там. Командор скучает в машине. Ну, поскучает еще. Как там, интересно, наши девочки? Наверняка в каком-нибудь дорогущем ресторане - позволяют угощать себя. Да, и позвонить Кристе... с улицы позвоню. Идешь или нет? Ч-черт... Я продолжал сидеть и тупо дул пиво. Так. Случая больше может и не представиться, напомнил я себе. Последний тихий вечер. Появился Ганс, поманил: к телефону. Это была Валечка. Голосок у нее чуть подсел. Все замечательно, сказала она, как ты и говорил. Молодцы, сказал я, чего уж... успехов. Гад же ты, сказала она и повесила трубку. Я набрал номер Кристы. Занято. Посидел, о чем-то напряженно думая, и набрал еще раз. Опять занято. Ладно, Ганс, сказал я, пойду. Значит, завтра Сережа появится - часа в два. Да, забыл спросить: как с финансами? Нормально? А то мог бы подбросить... Командор не скучал. В руках у него был вечерний выпуск Садового кольца на немецком, и читал он так внимательно, что не обратил на меня ни малейшего внимания. Я пристегнулся, пристегнул его, завел мотор. Командор продолжал читать. Пришлось вынуть из его рук газету. - Куда едем? - голосом таксфарера осведомился Командор. - К Пречистенским воротам. И - хрен. Под сложносочиненным светофором при выезде на Никитские мы застряли. По бульвару валило какое-то шествие. Толстозадый фургон, стоящий перед нами, перекрывал почти весь обзор, а мою попытку выйти из машины пресек патруль. Что забавно - в колонне было немало негров, и флаги над головами развевались какие-то экзотические. Кричали, пели - не разобрать. - Что интересного в газете? - спросил я. - Вот это самое, - Командор ткнул пальцем вперед. - Почитай, почитай... Ага, вот оно, это самое: сто сорок женщин в Москве объявили голодовку, чтобы не допустить отправку в Африку русского территориального корпуса. На что фон Босков резонно замечал: если треть африканских концессий принадлежит русским промышленникам, если из белых фермеров каждый четвертый русский, то почему бы русским юношам не поучаствовать в защите их интересов? Почему опять, в который уже раз, вся тяжесть периферийных войн должна лечь на немецкий народ? Комментатор газеты, некий Козлов, окольными, полуразмытыми фразами пытался объяснить и фон Боскову, и читателям, что это все верно, но при нынешних непростых обстоятельствах не лучше ли пренебречь формальной справедливостью, чтобы не утратить нечто большее? Пол-полосы занимала стилизованная карта мира: полосатый Союз Наций, красный Рейх, желтая Япония, зеленая Сибирь. Белыми оставались Британия, Африка и европейская Россия. На них красовались жирные вопросительные знаки. Над картой было: После Москвы... Имелось в виду Совещание. Н-да... посидеть бы и подумать над этой картой. Чертова война в Африке - как бритва у горла этого старого мира, такого, казалось, прочного и надежного... три равновеликие империи и Сибирь между ними - Сибирь, делающая бизнес в том числе и на своем геополитическом положении - в центре мира... и вот теперь одно лишнее движение, и покатятся головы. Впрочем, наверное, война - только симптом, а на самом деле все сложнее, ведь, скажем, еще пять лет назад нынешняя ситуация - вся - была просто немыслима, а отправка территориального корпуса туда, куда требовали интересы всего Рейха, воспринималась бы как дело чести. Вспомнить Бирму, вспомнить Месопотамию... Нет, что-то происходит с людьми, и поэтому веселые послушные негры начинают резать белых, а британцам приходит в голову, что американцы их не столько защищают, сколько оккупируют, потому что страны, завоеванные когда-то Германией, живут лучше и свободнее, чем отстоявшая независимость Британия, а русских вдруг потянуло на воссоединение разделенной когда-то России, хотя вряд ли кто объяснит, какой в этом практический смысл, и уж подавно никто не скажет, как это можно сделать без массированного кровопролития. И еще я подумал, что в поведении больших масс людей - народов, наций - проступает что-то общее с поведением человека, лишенного чувства боли. Никогда не знавшего, что такое боль. И потому способного на самые замечательные эксперименты над своим телом... Додумать я не успел: Командор, как гонщик, на вираже обошел фургон и погнал по бульвару. Я оглянулся и успел заметить: за колонной демонстрантов шла шеренга солдат в белой тропической форме. - Дальше куда? - откинув голову и как бы принюхиваясь, спросил Командор. - До станции подземки. - И?.. - Спустишься вниз, сядешь в поезд, доедешь до Кузнецкого, там пересядешь - и до конечной. Дальше - автобус сто двадцать девятый. - То есть ты меня выгоняешь? - Проследишь, чтобы живцов взяли гладко. И второе: надо найти два "мерседеса", за ночь перекрасить под полицейские, оборудовать соответственно. И поставить... - я задумался. - Можно оставить в том же боксе. - Он что, такой большой? - Семь на одиннадцать. - Нормально. Хорошо, пусть там и стоят. - Взять в прокате? - Лучше просто угнать. - Знаешь, у дорожной полиции есть еще Хейнкели-Ф". Я тут приметил один - в спортклубе. Может, его? - Тесноват, пожалуй. - Зато скорость. - Тебе видней. Бери. - Угм... Мы въехали в туннель под проспектом Геринга. Не только при пулеметных гнездах на въезде, но и в самом туннеле стояли часовые. В плоских мембранных противогазах, они походили на инопланетных завоевателей. - На этой станции? - кивнул Командор на вход подземки. - Зачем? - удивился я. - На Пречистенских - там без пересадки. - Тьфу ты, черт, - сказал Командор и действительно плюнул в окно. - Топографический идиотизм: не могу запомнить схему подземки. Все помню, а это не могу. - Ты еще в Мюнхене не был... Все пустое пространство, от Пречистенских ворот и до набережной, было полно людей. К нам они стояли спинами, и нельзя было прочесть, что написано на их транспарантах. Во всю ширину Пречистенки тоже стояли люди и спокойно ждали, когда полиция перекроет движение и пропустит их. Мы на черепашьей скорости проползли мимо них. Справа, возле самого тротуара, окруженный молодыми, как-то очень одинаково подстриженными ребятами, стоял старик в черном костюме; на левом борте его пиджака сверкала медаль Золотая Звезда". Командор свернул на Остоженку, втиснулся между стоящими машинами и уступил мне место за рулем. - Пойду послушаю, что говорят, - сказал он. - Давай. - Успехов. - Будем надеяться. - Пока. Он сделал шагов пять и пропал из виду. Это особый талант: уметь затеряться мгновенно и даже не в толпе - просто среди прохожих на тротуаре. Ну, а здесь... Море голов замедленно, осторожно растекалось по площади, и белая тонкая часовня, поставленная здесь в память о поруганных святынях, поднималась из моря одиноким утесом. Я долго смотрел на все это - до ломоты в переносице. Потом вырулил на полосу и поехал прямо. Было светло, сухо, чисто, но почему-то хотелось включить то ли дворники, то ли фары. 7.06.1991. ОКОЛО 22 ЧАС. УЛИЦА ГЕТЕ, ДОМ 17, КВАРТИРА 3. Свечи воткнуты в бутылки - и свечи, и бутылки самых разных форм и размеров, и есть свечи, горящие цветным пламенем - а на окнах красные шелковые шторы, а за окном - в упор - уличный фонарь, и потому на всем лежит багровый отсвет. Запахи воска и духов. Еще чего-то, знакомого смутно и напоминающего мельком о борделях Владика. Легион бутылок в баре, все наливают себе сами и пьют, смакуя. Вот, познакомьтесь, это Игорь, инженер из Сибири. О! Сибирь! Как вы там живете, там же холодно? Так и живем. Я никак не мог сосчитать гостей: приходили в гостиную, выходили из гостиной, стояли на балконе, жались в коридоре, из библиотеки доносились несуразные звуки... человек двадцать пять - тридцать? Где-то так... Единственно, что я установил точно, это то, что компания смешанная: были здесь и немцы, и русские, и помесята, и белесый скандинав, и негритянка, и два араба, кажется, гомики. Кто-то, поминутно падая со стула, читал невразумительную поэму, в которой дух Гитлера спорил с Вельзевулом и доказывал, что в аду он горит совершенно напрасно, на что Вельзевул отвечал кратко: Лекен мир арш! , а кто-то другой демонстрировал русскую тоску, меланхолически и бесконечно повторяя на балалайке одну и ту же фразу: Светит месяц, светит ясный... Сплошной декаданс - еще бы, раз хозяйка встречает гостей в одних черных чулках и шляпе с вуалью. Арабеск. Курили травку - не скрываясь. Похоже, нюхали кокаин. Не все, но многие. Наверняка и кололись где-нибудь - благо, темных углов хватало. Когда мне представляли кого-нибудь, обязательно называли профессию: актер, художник, преподаватель чего-то, студент чего-то, литератор, издатель, журналист... К журналисту я присмотрелся. Он старался казаться гораздо пьянее, чем был на самом деле. Не исключено, что он собирал материал для светской хроники... "полусветская хроника", забавно... Ко мне вдруг привязалась одинокая рыжая кошка, терлась об ноги и мяукала. Негритянка - на ней был длинный халат из тяжелого белого шелка без единой застежки - угостила меня черной марокканской сигареткой. Мы с ней покурили и поболтали о разном, а потом направились в ванную, чтобы углубить знакомство. Но в ванной подобное действо уже шло вовсю, мелькали белые ягодицы и смуглые груди, и ввинтиться туда не удалось. В библиотеке же было другое: там странно, жутковато шаманили. Двое, парень и девушка, очень похожие лицами и выражениями лиц, одетые в передники из грубой кожи и цепей, стоя спиной к спине, выбивали руками на передниках - звук получался сухой и четкий - монотонный изнурительный ритм и тянули неизвестные слова, на одной ноте и почти одним, совершенно нечеловеческим голосом, а ноги их, как бы сами по себе и почти наперекор тому, что отбивали руки и пели голоса, стремительно мелькали в немыслимой сложности танце... не знаю, почему, но этот танец, и этот мерный ритм, и это нелюдское пение достали меня до самой середины - так, что мороз прошел по хребту. Что-то должно было произойти сейчас, сию секунду, что-то жуткое и упоительное одновременно... пойдем, пойдем отсюда, потащила меня за руку моя негритянка, пойдем, тут сейчас такое начнется... я хочу увидеть, сказал я, пойдем, не надо, не надо этого видеть, не надо на это смотреть, пойдем... Мы медленно выпятились из библиотеки - нас уже подперли сзади - миновали ванную, из которой толчками шел раскаленный воздух, и по бесконечно длинному коридору подошли к двустворчатой черной двери, я оглянулся: стены коридора были прозрачны, и за стенами видна была гостиная, и огромного размера журналист с огромным бокалом в руках смотрел на меня и явно хотел что-то сказать, но я погрозил ему пальцем и мы вошли в дверь, за дверью стояла квадратная кровать, покрытая черным, на кровати мелькали задницы, я насчитал пять и сбился, а за кроватью стояла огромная, еще больше журналиста, голая Криста в черной шляпе с вуалью, держа руки перед собой, и к пальцам ее шли нити от кувыркающихся на кровати, и мы прошли в следующую дверь, белую, за дверью было пустое пространство, белый туман, и, раздвигая его, мы дошли до красной двери, за которой почему-то опять оказалась гостиная, давай еще по одной, предложила моя негритянка, давай, согласился я, мы раскурили друг другу тонкие черные сигаретки и обменялись ими в знак дружбы, журналист не сводил с нас тяжелого взгляда, казалось, что глаза у него не только свинцового цвета, но и сделаны из свинца, перед нами опять была черная, маленькая, пришлось согнуться пополам, чтобы войти, дверь, и за дверью на четвереньках качалась Криста, а сзади к ней пристроилось лохматое облако, похожее на медведя, а поперек нашего пути лежала, как белуга на блюде, порезанная ровными ломтями пышная блондинка, и пришлось обходить ее, путаясь в складках черного бархата, и мы вползли в белую дверь, крошечную, как крысиная нора, и там, в плывущем белом тумане, сбросили с себя все, что могли, и получили, наконец, свое. Я тонул, тонул, тонул, загонял себя в глубину, а меня выталкивало наверх, втягивало и снова выталкивало, и вдруг и почувствовал, что отрываюсь от всего и парю без опоры, без верха и низа, и тут что-то глухо лопнуло во мне, рвануло беззвучно, и больше я ничего не помню. Очнулся я от короткой маятной дурноты, она иногда возникает при переходе сердца с большего режима на меньший. Во рту запеклась желчная горечь. Под черепом бегали мурашки. Я осмотрелся. Лежал я на ковре, белом и лохматом - под мех полярного медведя. Ковер заливал молочный свет от похожего на гриб светильника: светящаяся ножка и темная шляпка. Негритянка моя лежала на животе, подтянув одно колено к груди. Гибкая она была неимоверно. Дальше, позади нее, виднелась кровать, и с кровати свисала чья-то волосатая нога. Мурашки превратились в пузырьки шампанского, налитого под череп. Значит, я успел подышать нейтрализатором... это хорошо, не будет отходняка... но когда же я успел? Разберемся... Я собрал одежду с пола и стал одеваться, оглядываясь. Комната маленькая: кровать и телевизор с ББГ-приставкой, здесь же горкой валяются десятка три кассет. Судя по черным ярлычкам на коробках - все порнуха. Вид из окна - как раз на консульство, если нужно наблюдать, то лучше не придумаешь... хотя кому это надо: наблюдать за консульством? За посольством - еще понятно... Цепочка полицейских стояла неподвижно. Фонари на территории не горели, в самом здании светились только окна, выходящие на лестницы. Баллончик с нейтрализатором лежал во внутреннем кармане. Когда же я все-таки успел подышать? Неважно. На кровати шевельнулись, приподнялась всклокоченная голова, упала. Тут же началась специфическая возня. Дверей было две: белая и красная. Я вышел через белую. Наверное, я ожидал увидеть нечто невыразимое, потому что поразился простоте картины: на кровати по диагонали лежала Криста, рядом с кроватью, неловко подоткнув под живот руки - очень длинный парень. И все. Я потрогал Кристу за плечо. Она недовольно промычала и повернулась на другой бок. Родимого пятна на левой лопатке у нее не было. Не было и рубца, даже самого нежного, который неизбежно остался бы после любой пластической операции. Тем более, когда убирают кусок кожи площадью в пол-ладони. Наверное, я этого подсознательно ждал. И, наверное, уже с утра. Хорошо. Такая ошибка лучше, чем, так сказать, в обратную сторону. Хорошо... В гостиной дым стоял коромыслом. Шумели так, что нельзя было разобрать слов, кто-то визжал, все бурно жестикулировали. Внезапно замолкли, замерли и стали пятиться, и вдруг получилось, что образовался живой коридор, в одном конце которого стоял я, а в другом появилась та девушка, что шаманила в библиотеке. Парня я тоже увидел: он стоял у стены в такой позе, будто его пригвоздили к этой стене за нижнюю челюсть. Девушка шла ко мне вслепую: глаза ее были заведены, меж век виднелись только белки. Видимо, ей рассекли голову, волосы на лбу слиплись от крови, кровь стекала на лицо, капала с подбородка; выставленные вперед ладони тоже были в крови. В шаге от меня она остановилась, постояла неподвижно, потом опустилась на колени и, закрыв ладонями лицо, поклонилась мне. Когда она выпрямилась и отняла руки от лица, на ладонях у нее оказался черный туранский нож. Возьми, возьми, испуганно зашептали вокруг. На меня никто не смотрел, все смотрели вниз, на нее, ловя каждое движение, каждый оттенок движения. Нож оказался неожиданно тяжелым, я его чуть не выронил. Девушка легко встала с колен, не встала даже, а всплыла, и неуловимым движением сбросила цепи с плеч. Нагрудник передника со звоном рухнул вниз и закачался. Она приложила окровавленный палец к ямке между ключиц. Режь, режь, зашептали все. Я осторожно поднял руку и кончиком ножа коснулся ее кожи там, куда указывал палец. Ощущение было такое, будто я дотронулся до стекла. С безумной улыбкой она стала наклоняться вперед, я захотел отдернуть руку, но не смог: судорога свела мышцы. Девушка уже просто лежала на ноже; наконец, чтобы сохранить равновесие, мне пришлось шагнуть вперед и, кончиком ножа надавливая на ее горло, вернуть ее в вертикальное положение. Тогда, с той же безумной улыбкой, она повела пальцем вниз, и моя рука, подчиняясь не мне, стала спускаться, скребя сталью ножа по остекленевшей коже. Грудь упруго прогибалась, но ни малейшего следа после лезвия не было. Палец миновал точку верхушки сердца, и тут вдруг улыбка ее стала не такой - я еще не понял, какой именно - палец быстрее заскользил вниз, к подреберью, нож следовал за ним - и звук железа по стеклу вдруг исчез, а кончик ножа стал погружаться в тело! Нечеловеческим усилием я разжал пальцы - нож, звеня, запрыгал по полу. Всеобщий А-ах! - девушка сомкнула веки, что-то сделала с собой, лицо ее стало настоящим, дрогнули губы, и когда она открыла глаза, то в глазах этих были испуг и неистовая жалость. Бедный ты мой, прошептала она и вдруг повалилась вперед, я еле успел ее подхватить - и тут поймал взгляд парня. Он так и стоял, вдавившись в стену - только теперь спиной. У него был взгляд человека, узревшего конец света. 8.06.1991. 02 ЧАС. 55 МИН. ДМИТРОВСКОЕ ШОССЕ, 400 МЕТРОВ ДО ПЕРЕЕЗДА ЧЕРЕЗ ЛИНИЮ СТ. -ПЕТЕРБУРГСКОЙ ЖЕЛЕЗНОЙ ДОРОГИ - Не придет, - сказал, наконец, журналист. Его звали Валерий, и мы были уже на ты. - Все. Не придет. Он поскреб пальцами скулы, потер глаза - с такой яростью, будто разрывал веки. Он страшно хотел спать. - Паршиво, - сказал он через минуту. - Мы платим. Да, мы платим. Хорошо платим. Иногда - очень хорошо. За информацию. И люди, в общем-то, знают, на что идут. И все равно - так паршиво... - Мало ли что могло случиться, - сказал я. - Упал, ногу сломал... - Знаешь, - сказал он, - когда такое было в первый раз - я тоже надеялся. Но когда в пятый... - Кто-то знал еще? - Нет. - Тогда?.. - Следили. Пасли. Вряд ли - гепо. Хотя... Впрочем, не знаю. Только это уже пятый случай. - Валера, - сказал я, - тогда, может быть, ты мне расскажешь все так - без доказательств? - Смысл? - Н-ну... скажем так: есть смысл. Есть. - Это просто бесполезно - без документов. Без доказательств. - Но ты же знаешь, что доказательства есть. - Были. Не есть, а были. - Есть. Не эти, так другие. И если этим займутся профессионалы... - У меня тоже есть контакты в гепо. Но там без хотя бы косвенных доказательств... - он махнул рукой. - Немцы всегда любили порядок в делах. - Ладно. Значит, так: внезапно и без видимых причин резко увеличились японские инвестиции в Индии. Причем в отрасли, не приносящие сейчас существенного дохода. И без особых перспектив на обозримое будущее. Не буду расписывать подробно, это, в конце концов, не так уж важно. Японцы вкладывают большие деньги - десятки миллиардов золотых марок - причем через подставных лиц - туда, откуда ждать прибыли не приходится ни при каком раскладе, за исключением единственного: что контроль над Индией переходит к Японии. Полный и безраздельный контроль. Такая вот уверенность - откуда? Мы стали думать. Получается вот что: допустим, Россия выходит из Рейха, причем хлопая дверью. Теперь все туранские эмираты и султанаты от Рейха отрезаны, ну, да Господь с ними, главное - отрезаны Туранская и Тянь-Шаньская группы армий. Снабжать их через Иран трудно, практически невозможно. И все: Индию можно брать голыми руками, потому что защищать ее нечем. Разве что флотом... И вот вам японцы упираются носом в нефтяные поля Ирана... Чуешь? Это страшнее, чем валерьянка для кошки. Значит, так вот мы рассудили. Стали оглядываться по сторонам. И нашли. Есть такое предприятие Эйфер", смешанный сибирско-российско-египетский капитал, в прошлом году проявляло интерес к якутским алмазам, не выгорело, но это неважно... так вот, оказалось, что они регулярно переводят очень приличные суммы, до миллиона марок в месяц, на счета Патриотического фронта", "Единства" и Муромца". И они же служат одним из каналов перекачки японских денег в Индию... Я присвистнул. В общих чертах что-то такое намечалось, собиралось стать известным", как говаривал Тарантул... но тем не менее - интересно. - Это интересно, - сказал я. - Предприятие Эйфер". Запомню. Мне вдруг стало скучно. Выключатель - щелк... и все вокруг заливает желтая скука. Бывает... и в последние месяцы - все чаще. - А все-таки - зачем ты меня сюда потащил? - спросил я. Скуке нельзя позволять распоряжаться собой, ее надо бить тем, что подворачивается под руку... - Мне нужен был свидетель. Кроме того, меня не оставляет чувство, что ты вовсе не инженер. - Интересно. - Нет, я просто увидел, как ты подышал из баллончика. - У меня тяжелый отходняк. Впрочем, где-то ты прав. Я инженер, но из подразделения Таймыр". - О! А я думал, вас давно распустили. - Ну, зачем же нас распускать, мы еще много пользы принесем. - Скорее, не пользы, а добра. Мы посмеялись. Подразделение Таймыр", созданное еще в начале пятидесятых, занималось контрабандным ввозом изделий, технологий и прочих секретов. Сейчас это синекура для дожидающихся пенсий чинов из разведки и МИДа. - Кроме того, ты сибиряк, - продолжал Валерий, - а значит, патриотам заведомо не сочувствуешь. - То есть? - Ну, вряд ли много сибиряков хотят, чтобы их страна снова стала российской колонией. - М-м... да, пожалуй, таких я не встречал. Но, как ты знаешь, азиатская партия у нас сильна. - Это другое. - Другое... Ты давно знаешь Кристу? - Лет десять, наверное. А что? - Да мне может понадобиться человек, владеющий арабским. Я хотел поговорить с ней самой, но - видел сам. - Что я тебе скажу? Язык она, конечно, знает превосходно, но слишком много пьет и слабовата на передок. Если это тебя не смущает... - Смущает. Это и смущает. А других, кто владел бы арабским, ты не знаешь? - Пожалуй, нет. Но Криста должна знать. Поговори с ней. - Поговорю... Ну, что? Четверть четвертого. Поедем? - Да. Да, надо ехать. - Куда тебе? - На Трубную. - Там живешь? - Нет, там редакция. Надо еще поработать. Я завел мотор, прогрел его, потом оглянулся - чисто автоматически - прежде чем выехать на полосу. Если бы я промедлил еще одну секунду, на этом все бы и кончилось. - Прыгай!!! - заорал я, выбрасываясь на дорогу. Элефант"-тягач разгоняется до ста сорока, думаю, с такой скоростью он и шел. Наш зоннабенд смяло, как пустую жестянку, и я уж не знаю, чем меня оглушило: грохотом, или воздушной волной, или это была просто психогенная реакция - только я очнулся уже тогда, когда элефант" развернулся и надвигался, ревя; я столбом стоял на осевой и тупо смотрел, как он быстро увеличивается в размерах, и на душе у меня было легко и спокойно, как бывало разве что в том семеновском подвальчике. До тягача было рукой подать, когда я обманно вильнул корпусом вправо, а сам прыгнул влево. Голый автоматизм, этому нас учили. Элефант" проскочил мимо и больше не возвращался - растаял во мраке, растворился, как призрак. - Валера! Он вылез из кювета - еще один призрак. Я его еле видел. В глазах плыли лиловые круги - и от напряжения, и от слепящих фар элефанта". И тут, понимаете, загорелся наш зоннабенд" - сразу весь. - А реакция у тебя хорошая, - сказал я. Он промычал что-то в ответ. Даже в том красно-дымном свете, что исходил от нашего бедного "зоннабенда", видно было, что Валера бледнее смерти. Потом он сел прямо на асфальт. - Ты что, ударился? - Башкой... вот тут... На темени у него вздулась шишка никак не меньше кедровой. - Ничего, нормально, - выдохнул, наконец, он, когда я закончил осмотр. - Нормально, обойдется. Бывало хуже... - Значит, они не убили твоего агента, - сказал я. - Значит, так. Только ему вряд ли от этого лучше. - Кто он? Как зовут и как выглядит? Говори скорее, вон уже полиция едет. - Анжелика Папст. Тридцать лет, невысокая, полная, очки с толстыми стеклами, очень маленький нос. Специалист по налогообложению - в этой самой Эйфер"... - Понятно, - сказал я. Сразу четыре машины - по две с каждой стороны - подлетели к нам с визгом, ребята в черной коже выскочили с огнетушителями наперевес... Там никого нет! - крикнул я по-немецки. Все живые! Только сейчас у меня началась реакция, задрожали колени, зашумело в голове... все вокруг я видел чрезмерно четко и контрастно, но воспринимал полуосмысленно, и вопросы, которые мне задавал полицейский лейтенант, понимал не с первого раза. Да, стояли, вот тут, на обочине: на ходу открылся багажник, и остановились, чтобы закрыть, закрыли и только собрались ехать, как увидели... нет, еще не тронулись, нет... вот здесь. Битые стекла и брызги масла. Потом тягач развернулся вон там - и пытался наехать на меня, но я успел отскочить... нет, не ошибаюсь, он ехал прямо на меня, не снижая скорости... не знаю. Не заметил. Тоже не знаю. Много странного. Нет, у меня ни малейших подозрений... 8.06.1991. ОКОЛО 9 ЧАС. ТУРБАЗА ТУШИНО-ЦЕНТР" Живцов положили в коттедже, где жили Панин и Кучеренко. Вся операция прошла гладко, если не считать огрехом то, что самолюбивая Сашенька обошлась-таки без лонжи", и Крупицыным осталось лишь перетащить ничего не понимающих грузин в другой коттедж. Тут они и лежали рядышком на сдвинутых кроватях и спали - усатые младенцы. Саша уколола их аббрутином - сильнейшим психомиметиком; в малых дозах он разгружает подкорку, и его раньше использовали для ускорения адаптации; в больших дозах - парализует волю, начисто отключая лобные доли. Часто этот эффект остается необратимым... - Просыпайтесь, - сказал я негромко. Они одновременно открыли глаза. Аббрутин мы между собой называем буратин". Сделай из него Буратино. Делаю, начальник. - Садитесь. Они сели. Они улыбались мне. Искренние улыбки детей, еще не знающих, что мир не слишком добр. Я подал одному из них блокнот, ручку, сказал: - Пиши по-русски: Буря мглою небо кроет, вихри снежные крутя. То, как зверь, она завоет... - я продиктовал две строфы. Передай блокнот соседу. Улыбка - он сделал мне приятное. У соседа тоже улыбка - он готов сделать мне приятное. Буря мглою небо кроет... Передай... Улыбки... "Буря мглою..." Дай ручку и блокнот мне. Шквал улыбок. Так... делая поправку на буратин"... вот этот. - Вот этот, - сказал я Панину. - Как тебя зовут? - Меня зовут Тенгиз, - очень легкий акцент. - А фамилия? - Моя фамилия - Гурамишвили. - Хорошо, Тенгиз. Меня зовут Сергей. Я твой лучший друг. Лучший друг. Ты должен делать все, что я тебе скажу. Запомни меня. А теперь отдыхай. - Отдыхайте все, - сказал я. Они улеглись и закрыли глаза. Мы вышли на застекленную веранду. Дверь в комнату Крупицыных была приоткрыта. В душе обильно лилась вода. - Очень внушаем, мягок, послушен, - сказал я. - Неплохая мышечная реакция. Прекрасная память, легко обучаем. Наверное, круглый отличник. Чем они там занимались? - Не знаю, - сказал Панин. - А зачем это? Я пожал плечами. - Так, может, обойдемся без проволоки? - предложил Панин. - Раз такая хорошая внушаемость... - Не стоит рисковать, - сказал я. Наверное, Панин хотел возразить. По крайней мере, воздуху набрал. Возразить было что: введение проволоки вручную было никак не меньшим риском, а следовательно - переводом материала. Внушение же под аббрутином давало результаты немногим худшие, чем с проволокой. Однако в нынешнем нашем положении лучше было истребить без пользы десять живцов, чем промахнуться в решающий момент. А кроме того, Панин, наверное, вспомнил Самсон" - вспомнил и решил не связываться с таким говном, как я. Я бы на его месте поступил так же. Вода в душе перестала литься, дверь открылась, и предстали Дима Крупицын и Валечка, мокрые и очень веселые. Помахали нам ручками и побежали вытираться. - А где Серега? - спросил я Панина. - С Командором. - Что - не появлялись еще? - Нет, и не звонили. Впрочем, мы и не договаривались... Ха! Вон они идут. От реки шли, почти бежали, перебрасываясь на ходу мячом - нет, не мячом, каким-то тючком - Командор и Серега Крупицын. Сзади шел Гера. - Долго жить будешь, - сказал я Сереге, когда он вошел. - Вспоминали уже? - Вспоминали. Ну, что? Все в порядке? - Да, осталось только маячки и сирены пришабашить. - Ну, это в багаже. - Знаю. - Слушай, Сережа. Зоннабенд ты брал? - Я брал. А что? - Я его гробанул вчистую. Уже на свалку увезли. - Ну, Пан! - Серега с уважением посмотрел на меня. - Ты и силен! Не напасешься на тебя... - Держи, - я подал ему копию заключения дорожной полиции об аварии не по вине водителя. - Пусть оформят списание и дадут подмену. - Ладно, - сказал Серега. - Я хоть переоденусь... В дверях он притиснул выходящую Валечку. Валечка хихикнула и тут же повисла на мне. - Пан, как тебе наши красавцы, - спросила она, жмурясь. - Неужели за таких мальчиков тебе жалко поцелуя, Пан? - Мне для тебя ничего не жалко... никогда... и ничего... о-о-о... - я изобразил последний вздох. Валечка отхлынула, глаза у нее были пьяные. - Все, спать, спать, - погнал я ее. - До обеда - даже не просыпаться. Нужна будет твоя снайперская точность. Поняла? - Будем вставлять им проволоку? - Да, и потому... - Поняла, поняла. Я уже паинька. Так можно? - она потупилась, сложила ручки на животике и ножкой заковыряла пол. - Так можно. Беги. Из коттеджа напротив вышел Командор, осмотрелся - будто бы любовался пейзажем. Увидел Валечку, пошел ей навстречу. О чем-то спросил, кивнул, так же неторопливо продолжил путь. - Какой будет объект? - деловито спросил Панин. - Скажу - нэ повэриш, дарагой, - я достал из кармана пачку открыток с видами Москвы, нашел нужную, протянул ему. - Ни хрена себе... - протянул Панин. - По крупной играем... - По крупной, - согласился я. Вошел Командор. Свежий, как майская роза. Не представляю, как нужно укатать Командора, чтобы чуть-чуть помять ему морду. Даже небритый, он выглядит элегантно, как мушкетер на балу. - Телевизор не смотрели? - с порога спросил он. - Зря. Интереснейшие вещи творятся. Побоище в редакции Садового кольца . Шесть человек убито. Потом - перестрелка с патрулем, ранено два солдата. А? - Имена убитых не говорили? - Нет, а что? - Надо как-нибудь узнать. Валерий Кононыхин, обозреватель. - Прямо сейчас? - Как получится. Когда это было? - В шесть тридцать. Обещали подробности в дневном выпуске. - Поздновато... Гривенник у тебя есть? - У меня есть, - сказал Панин. Я набрал номер Кристы. После дюжины звонков она сняла трубку. - Да? - Доброе утро, Криста. Это я, Игорь. - Ты? Разве ты еще не здесь? Вот здорово, а кто же тогда спит с Анни? - Понятия не имею. - Подожди, сейчас посмотрю... - Ради всего святого, Криста! Пусть они спят. Посмотри лучше, нет ли где под столами Валерия, из газеты. - Нет, он ушел ночью, это точно. - А как мне его найти? - Позвони в редакцию, он оттуда почти не вылазит. - Я, наверное, неправильно записал телефон... - Да? Знаешь что, мне лень искать телефонную книжку, а в памяти аппарата его номер есть - давай, я ему позвоню и скажу, что нужно. Что именно? - Мы должны были встретиться сегодня - пусть уточнит время и место. - Понятно. Перезвони мне минут через десять. - Спасибо, Криста. - Да что ты, не за что. Зря ты так рано сбежал... Я дал отбой и по бесплатному номеру позвонил в полицейский участок. Представился, назвал обстоятельства. Да, да, сказал приятный женский голос, к сожалению, результатов пока нет, по этому же делу работает бригада крипо, следователь хотел бы побеседовать с вами, позвоните ему, пожалуйста, номер такой-то... Так. Ответ, можно сказать, есть. Теперь крипо... Трубку взяли с полузвонка. - Следователь Зайферт слушает, - голос звонкий, четкий. - Инженер Валинецкий. Как я понимаю, по делу... - Да. Не нужно по телефону. Давайте встретимся и поговорим. - Давайте. Где? - Тот полицейский участок, где вы были ночью, подойдет? - Вполне. - Тогда там, скажем, в одиннадцать часов. - Хорошо. Я повесил трубку, посмотрел на часы. Через пять минут позвонить Кристе... - Так что произошло, Пан? - спросил Командор. Я начал рассказывать. 8.06.1991. 14 ЧАС.

Иное небо, Лазарчук Андрей, читать или скачать бесплатно эту книгу."> Полная версия: "Иное небо, Лазарчук Андрей, читать или скачать бесплатно эту книгу."

Иное небо, Лазарчук Андрей, читать или скачать бесплатно эту книгу."> Зеркало: "Иное небо, Лазарчук Андрей, читать или скачать бесплатно эту книгу."
Просмотров: 249 | Добавил: cos-book | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *:
Поиск
Календарь
«  Декабрь 2011  »
ПнВтСрЧтПтСбВс
   1234
567891011
12131415161718
19202122232425
262728293031
Друзья сайта
  • Официальный блог
  • Сообщество uCoz
  • FAQ по системе
  • Инструкции для uCoz