Статистика
Онлайн всего: 1 Гостей: 1 Пользователей: 0
|
Главная » 2011 » Декабрь » 21 » Кукушонок, Щербаков Александр, читать или скачать бесплатно эту книгу.
23:54 Кукушонок, Щербаков Александр, читать или скачать бесплатно эту книгу. |
![Кукушонок, Щербаков Александр, читать или скачать бесплатно эту книгу. бесплатно скачать]( "Кукушонок, Щербаков Александр, читать или скачать бесплатно эту книгу. скачать бесплатно, без регистрации")
Кукушонок, Щербаков Александр, читать или скачать бесплатно эту книгу.">
| Скачайте и откройте один из архивов.
После этого вам будет доступен для скачивания файл: Кукушонок, Щербаков Александр, читать или скачать бесплатно эту книгу. . Если файл не скачивается, воспользуйтесь дополнительной ссылкой и распакуйте
следующий архив. |
|
Кукушонок, Щербаков Александр, читать или скачать бесплатно эту книгу.">Ссылка: "Кукушонок, Щербаков Александр, читать или скачать бесплатно эту книгу." |
|
Кукушонок, Щербаков Александр, читать или скачать бесплатно эту книгу.">Зеркало: "Кукушонок, Щербаков Александр, читать или скачать бесплатно эту книгу." |
|
Кукушонок, Щербаков Александр, читать или скачать бесплатно эту книгу.">Зеркало 2: "Кукушонок, Щербаков Александр, читать или скачать бесплатно эту книгу." |
|
Файл: Кукушонок, Щербаков Александр, читать или скачать бесплатно эту книгу. - был проверен антивирусом Kaspersky Antivirus и ESET NOD32. Вирусов не обнаружено!
|
Читать Щербаков Александр Кукушонок скачать Щербаков Александр Кукушонок можно отсюда
он, когда мы забрались в его пещеру.
По случаю жары он был в одной маечке, громадный, жирный, весь до пупа в
веснушках. Он высился надо мной, как гора.
Я шарил глазами по стенкам. Вот здесь мне колдовался слесарный
патронташ. Колдовался, да не выколдовался: на стенке было пусто.
- Ты тут на астероиде давно? Как его нашли? - спросил я, оттягивая
время, все еще не придумав, о чем говорить.
- Тебе что за какао? - незлобно ответил Мазепп.
Его надо было сразить наповал, и я выпалил:
- Ему томографию делали? Ты делал?
- Чи-иво? - изумился он.
- Томографию. Ну, просвечивали его? Смотрели, что внутри?
Я прекрасно знал, что не смотрели. Откуда у старателей взяться такому
оборудованию?
- Кончай темнить, - сказал он.
- Значит, не делали. Так? - непокорно продолжал я. - А я сделал. У меня
прибор для этого есть.
- Врешь! - каким-то новым голосом ответил Мазепп. Какой старатель не
накололся бы на этакий разговор!
- Дурак! - вел я.
- Золото? - выдохнул он чуть ли не вместе с душой. Он был у меня на
крючке. Господи, как мне легко стало. Но крючок надо вонзить понадежней.
- Астероид нерегистрированный, - сказал я. - Я и сам мог бы его
заявить, ты понял? Но я в этом деле пацан. Только грыжу наживу
огнестрельную, и с приветом. При надежном человеке мне и доли хватило бы.
- Сколько? - спросил он.
- Я не жадный. Сам назначь, чтоб между нами чисто было. Ты понял?
- Это смотря какой товар, - опомнился он и повторил: - Смотря какой
товар. По мне, и этот в жилу.
- Есть и получше, - возразил я.
- Ну! Говори.
- А не обманешь?
- Слушай, ты, - ответил он. - Говорю, что не обману, а там как хочешь,
верь - не верь. Клейма на честность мне в аптеке не ставили. Однако
соображай сам: был бы я прохиндей, тут бы не горбатил. Сечешь?
Я помолчал и ответил:
- Солома.
На жаргоне Пояса это означало, что меня убедили.
- Ну так что? - впился он в меня рыжими глазенками. - Золото?
- Нет, - ответил я. - Уран. Все печенки у него урановые.
Почему всплыло у меня про уран, понятия не имею. Наверное, потому что с
детства слышал: Уран! Мало урана! Нет ничего дороже урана! Уран - сердце
энергетики, уран - средство овладения богатствами Вселенной! . Ну и
подумал, что уран-то подороже вольфрама будет. И не ошибся. Мазеппа под
потолок болтнуло от этой новости.
- Быть не может, чтоб уран!
- Пальцам не щупал, - говорю. - А приборы показывают.
- Приборы, приборы. Врут твои приборы!
- Может, и врут, - гордо говорю я. - А может, и не врут.
- Врут! - кричит Мазепп. - Вон у меня счетчик Гейгера есть. Я точно
знаю, что он работает. Я ему верю. А он что? А он молчит. А будь здесь
уран, он захаживался бы! Во!
Умница Мазепп. Опростоволосился я. Не умеешь врать - не берись. Что ж
теперь делать-то?
- Да он снулый, - ляпнул я первое, что пришло на ум.
- Как это снулый"? - ошарашенно спросил Мазепп, и тут у меня в глазах
потемнело от вдохновения.
И понесло меня. Я врал отчаянно и красиво. Я объяснил Мазеппу, что сам
по себе атом урана вовсе не радиоактивен, а вполне устойчив. Так же, как и
атом любой железяки. Лишь когда он попадает под мощный поток нейтрино, то
под их мелкими частыми ударами ядро расшатывается, начинает ходить ходуном
и в нем начинаются процессы, которые мы называем естественной
радиоактивностью. Если взять, скажем, кусок земного возбужденного урана и
отнести его подальше от Солнца, на световой год или два, то там не будет
нейтрино высоких энергий и за сто тысяч лет колебательные процессы в нашем
уране затухнут. Он станет снулым. Но стоит доставить его обратно, то есть
сунуть под солнечные потоки нейтрино, он опять проснется и станет
привычным для нас радиоактивным ураном. Если, конечно, не спрятать его в
нейтринонепроницаемый футляр. Очень может быть, что здешний вольфрам-рений
именно таким футляром и является. И следовательно...
- Бомба! - ахнул Мазепп. - Мы сидим на бомбе!
- Да брось ты! - строптиво сказал я. - Все тебе бомбы снятся.
Мне ничего не стоило согласиться с ним. Бомба, которую в неведомой дали
снарядили пришельцы" и заслали сюда. Зачем? Чтобы взорвать Солнечную
систему. Байка в самый раз для Мазеппа. Именно поэтому я на нее не
согласился, а продолжал витать в прекрасных сферах вдохновения.
- А что же это? - азартно спросил он. Я победил. Он слушался малейшего
движения моего пальца, тончайшей дрожи в голосе.
- Это зародыш планеты, - нахально объявил я. - Пройдет всего
каких-нибудь сто миллионов лет (подумаешь! для Вселенной это миг), и
снулый уран в недрах астероида проснется. Как? А очень просто; к тому
времени планетка обрастет каменным мусором, станет массивней, сместится
поближе к Солнцу, примерно туда, где Земля; там нейтринный поток вчетверо
мощнее, и он прошибет вольфрам-рениевый футляр. И что получится? Отличный
атомный реактор, мощный планетный мотор, такой же, как у Земли, у Венеры,
у Марса. Ведь всем же ясно, что именно такой мотор движет эволюцию Земли
(конечно, это было ясно только мне и с моих слов мингеру Максу-Йозеппу)! И
вскоре, через два-три миллиарда лет, в Солнечной системе созреет новая
планета. Может быть, такая же, как Земля - являйтесь, пришельцы",
заселяйте, пользуйтесь. Так что этот астероид - что-то вроде кукушкина
яйца, подброшенного под бочок нашему светилу, чтобы кукушонок вылупился
тут и процветал, объяснил я изумленному Мазеппу. И вполне может быть, что
его подбросили совсем недавно. Именно поэтому его никто не заметил до сих
пор, именно поэтому я и начал с того, что спросил, давно ли его открыли и
как долго находится здесь Мазепп, изящно закруглил я свою сказочку.
- Думаешь, за ним следят? - настороженно спросил Мазепп.
- Ты за каждым семечком следишь, которое посеял? - ответил я. - Может,
их тысячами городят и кидают куда попало! Авось где-то присоседится.
Кукушка, между прочим, тоже не следит за гнездом, куда яйцо положила.
- И глубоко он, этот твой снулый? - спросил Мазепп. Он готов был сей же
миг взяться долбить свою звезду", чтобы добраться до вожделенных залежей.
Я примерно нарисовал ему расположение инородных пазух в теле планетки.
Чтобы добраться до ближайшей пазухи, надо было грызть сплошной
вольфрам-рений на глубину в пятнадцать километров, тут я не врал. При
теперешней технике это двадцать лет работы. Так что близок локоть, да не
укусишь.
Мазепп уперся ручищами в стенки своей пещерки, пьяно повел башкой и
протянул:
- Н-ну, солома-а! Пробьемся.
- Да, кстати, - небрежно бросил я. - Я тут лерочку эм-восемь упустил. У
тебя лишней нет?
- Есть, - отозвался он все тем же зачарованным голосом.
- Подари, - протянул я руку.
- Они у меня не здесь, - неохотно вернулся он в свою телесную оболочку.
- Они на карьере. Заглянем по дороге. Снулый уран! Ну, диво, - воспарил он
опять душой к радужным эмпиреям.
Вот так мы с Мазеппом Ван-Кукуком открыли снулый уран.
Говорю: Мы с Мазеппом , потому что, не будь его, эта идиотская мысль
никогда не пришла бы мне в голову.
Мы на полном серьезе договорились, что в нужной графе моего шильда
будет невразумительно написано: Al? - Pb? . Показаниями моего Учета"
можно было обосновать и не такую чушь. Само собой, Мазеппу придется
немедленно зарегистрировать предприятие, уплатить штраф и недоимки с
процентами. Но что значит немедленно"? Здесь это слово означает годы",
"И оформят, и заплатят , - туманно выразился Мазепп.
Я оговорил, что моя сторона ничего, кроме открытия, в дело не
вкладывает и от участия в самой долбежке звезды решительно уклоняется.
Соответственно, Мазепп определил мою долю дохода от грядущей торговли
металлом косточек в десять процентов. Это ж миллион! Жуй трешками - за
всю жизнь не сжуешь , - прокомментировал он свою щедрость. Я кивнул. Мы
пожали друг другу руки и съели банку консервированных личжи Калимантана
сэлед".
Пока я врал, совесть меня не мучила: я обманывал врага.
Заполучив желанную лерку, я долго еще восхищался своим вероломством.
Знать не знал за собой таких талантов! И заранее ластился ко всеобщему
хохоту, под который пущу в нашей компании этот анекдот.
И потом - не все же я врал! Звезда" и впрямь больше походила на
конструкцию, чем на каприз природы.
Была у меня мыслишка, отбывая со звезды", вызвать Мазеппа по голосовой
связи и ехидными словами выложить всю правду. Была, да забылась. Как и
желание хвалиться в компании. Уж больно через силу шла работа; голова
болела непрерывно, и ливер докучал. Крепко меня подкузьмили эти полтора
месяца на звезде Ван-Кукук". Забить бы мне тревогу, бросить все и
кинуться в реабилитационный центр на Ганимед, а я в полубреду алчно тянул
руки к остальным четырем Босорканевым подаркам. Ну, потерплю, ну,
поднатужусь - и разом все кончу. А Мазепп - что Мазепп? Вразумят его. Без
меня. Найдется кому.
В:
Лажа. Оперетта. Свист.
Ничего этого я не помню и не помнил. Это концертный номер, который и
так-сяк слепил пятнадцать лет спустя из каких-то фразочек Мазеппа,
заполняя пробелы золой и огарками собственной фантазии.
Но это уже не имеет значения. Чересседельник битюга набит образцами
снулого урана, подпольный доктор всех наук лезет из кожи вон, чтобы соню
растолкать, а я болтаюсь вокруг них по неопределенной орбите, как фиалочка
в компостомешалке.
Впредь настоящим будущему сэр-пэру, а ныне копотуну в подполье на его
германский фриз над левантинским нюхалом накладывается прозвище Кулан фон
Муфлон , сиречь Осел фон Баран , он же его долботронство Недобертольд
Шварц.
Прозвать бы как-нибудь и супругу его Элизу, но тут из меня продуцирует
гейзер таких словечек, что надо подумать, какое выбрать...
А2:
Не знаю, что тошнее: писать об этом или читать.
По-моему, все же писать.
Получил я свои восемь лет стажа. Вожделенные Плеяды не сию секунду, но
на моих петлицах взошли. Ни один долбайкомпьютер не оспаривал моих прав
первенства на командирскую должность. Но тут в мою жизнь журавлиным клином
вдвинулись врачи, и все мои блестящие перспективы пошли по частям под
топор.
Не делал этот мальчик каждый день шестичасовую зарядку и силовым
костюмом пренебрегал. Прибавьте к этому ранее не выявленные
конституционные дефекты, иными словами - плохую наследственность (уж
мальчику лучше знать, кто в его роду и чем злоупотреблял), и вот
результат: кости картонные, сосуды трухлявые, дегенеративные явления в
железах, переброс на рефлективное мышление. Года за два подштопаем, но
работа в заатмосферных условиях в дальнейшем категорически
противопоказана .
Я взвыл.
- Как же так! - говорю. - Значит, мне с самого начала, при найме,
сулили златые горы, обрекая на перемол?
- А вы что думали, что там курорт и златые горы вам сулят исключительно
за ваши красивые глаза и дипломчик с отличием? - хладнокровно ответили мне
хором три головы главного Асклепия. - Их сулят только за чреватое
последствиями хождение по лезвию. Опять же, в свете тогдашних
представлений, ваша нагрузка находилась в пределах допустимых норм. Но
пока вы там своевольничали (вы же не станете отрицать, что своевольничали
и пренебрегали предписанным режимом!), нормы изменились - это раз, и мы
научились смотреть зорче и глубже, чем прежде - это два. Мы работали,
подполковник, работали. И не думайте, что нам все так просто давалось.
- И что же, вы даете мне чистую отставку?
- Подполковник, фу! Подумайте - в ваши годы вы уже подполковник! Многие
дослуживаются до этого звания в сорокалетнем возрасте. Наше дело - дать
медицинское заключение. Вот мы его и даем. А решаем не мы, решает ваше
начальство.
На черствость людскую посетовать не могу. Меня жалели. Я понял так, что
начальство ретиво воткнет в эн плюс первый кабинет три эн плюс третий стол
с тремя телефонами, дисплеем и терминалом, терминал потихоньку отсекут,
меня там усадят, положат приличный оклад, пожмут руку и навек забудут. А я
по этим телефонам дозвонюсь лишь до мелкого сутяжничества и
прогрессирующих кризов на почве зависти. И дрожащей лапкой буду
нашпиливать на разные места капающие сверху бубенчики за выслугу лет. Кто
доверит серьезные дела убогонькому, за которым надо слать в кильватере
реанимашку?
И я ушел. Подал рапорт и ушел. Коллеги с перепугу мне даже отвальной не
устроили. И за все эти годы никто из них мне не позвонил, обо мне не
вспомнил. Люди казенные, претензий не имею.
Не женился.
Растить и прилаживать к миру детишек, зная, что подсунул им
дрянь-хромосомы - это, в конце концов, подло. А приглашать подругу
исключительно на роль утоли моя печали - гадко.
Не повесился.
Где выкинули мне мизер, там пусть и точку ставят. Пусть озаботятся. Ал
за бесплатно чужую работу делать не макак.
Профессий переменил - не счесть.
Предпоследняя - самая любимая. Ласковый конюх.
На приличном конном заводе имеются конюхи трех родов: громила, никакой
и ласковый. Лошади памятливы. Громила - укрощает и уходит. И маячит
неподалеку, как символ безраздельного господства двуногих. Никакой - он
никакой и есть, мало ли колготни при стойлах. А ласковый конюх на этом
фоне дает животному высший шлиф. Вот я его и давал.
Говорят, у меня это получалось.
Не почел бы себя блаженненьким всепростителем с автоподавленным вкусом
ко злу. По-моему, дело обстоит как раз наоборот; с большим удовольствием
насолил бы многим. Но у меня не хватает на это душевных сил. Было время, я
из-за этого, даже грустил. А потом увидел: в нашей кишащей россыпи всегда
полно и поводов для взаимного воздаяния, и желающих, не сходя с места,
этим воздаянием заняться. Всегда найдется кто-нибудь, кто, сам того не
ведая, воздаст и за меня. И я могу с легким сердцем и чистой душой встать
себе на зорьке и насладиться неспешным походом по росистой плитчатой
дорожке в пятый блок, где меня ждет приятель, чей естественный мир
решительно не имеет ничего общего с житейскими страстями моих сородичей.
Возможно, мой питомец соглашается на общение со мной именно из-за
отсутствия перекрещивающихся житейских интересов. Кони высших статей -
себялюбцы и гордецы. Вся их жизнь - непрерывное ревнивое состязание с себе
подобными, а миг счастья - круг почета, так краток. С неподобным себе
нечего делить, поэтому общение со мной для коня - глубокий отдых. Ценить
его кони научаются в одночасье.
Видимо, я тоже себялюбец и гордец. По крайней мере, настолько, чтобы
принять межвидовое общение как целительную передышку. Мне и коню, нам друг
с другом хорошо, ученье легко переходит у нас в бескорыстную игру, и...
И, наверное, займись я вместо этих подпольных откровений описаниями
того, как дрессировал лошадей, я сочинил бы нехудую книгу. Во всяком
случае, более разумную, полезную и долговечную, чем та, которой занят. И
тоже тайную. А что? С барышников станется. Засекретят.
Вряд ли я учил коней тому, что им нужно. Само собой, они отвечали мне
тем же. Я стал слишком просто смотреть на людей. То, что прежде я принимал
за причины людских поступков, стало представляться мне всего лишь
следствиями очень простых состояний внутреннего довольства или
недовольства внешними обстоятельствами. Невелика ересь, но заблуждение
опасное.
Но ничего не могу с собой поделать. Я зачарован моими прелестными
скотами и непроизвольно соизмеряю круг коней и круг людей. А моего
дорогого Мазеппа представляю себе не иначе, как в образе битюга крепкой
конституции. Но с некоторой рыхлиночкой, заметной, правда, лишь очень
опытному эксперту. Спорная рыхлиночка. Есть за что попрепираться при
бонитировке, если таковая мингеру когда-нибудь предстоит.
А упомянутый мингер долго-долго не давал о себе знать.
Впрочем, возьмись я сдуру составлять реестр персон, не дающих мне о
себе знать, мингера я в него не включил бы, поскольку начисто о нем забыл.
Он напомнил о себе сам.
Произошло это года три тому назад. Может быть, четыре. Не тот у меня
образ жизни, чтобы точно помнить даты.
Два года возился я с Апострофом. Великолепный был конь. Наш, с
небольшой добавкой кабардинской крови. Была мысль повести от него новую
линию. Стоило на него взглянуть, эта мысль сама приходила в голову
всякому, кто понимает в наших делах. А я видел его изо дня в день, и мысль
о новой линии въелась мне в самую печень.
И вдруг его продают. Худой год, там платеж, тут платеж, завод буквально
подсекло, а за Апострофа какие-то персы разом кладут на бочку
умопомрачительную сумму. И наш опекунский совет сдался.
Я на стенку лез. Меня трясло.
Буквально накануне отправки Апострофа до меня добрался поверенный этих
персов и предложил контракт. Если я поеду с Апострофом и стану опекать там
его и только его, мне положат очень даже приличный оклад. Это меня
взорвало. Мало того, что эти халифы, наглотавшись деньги, пускают по
любому поводу золотые пузыри, у них еще хватает наглости нанимать нас в
лакеи. Я отказался. Врачи не рекомендуют мне менять климат, вежливо
объяснил я.
Апострофа увезли, а я наладился в отпуск. В тихую обитель для таких,
как я, отставничков.
Давно я не купался в море. Приехал - и сразу в воду. Всласть навозился
в воде, выбрался на берег, упал в шезлонг, закрыл глаза и вострепетал,
чуя, как прошивают мою некондиционную плоть солнечные лучи. Краем уха
услышал, как кто-то подходит. И раздается:
- Приветик, светик.
Я разлепил веки и узрел веснушчатое вздутое брюхо, обросшее густым
рыжим волосом. Над брюхом высилась жирная грудь в тех же рыжих зарослях.
Только дремучий хам способен выставлять На всеобщее обозрение такую
безобразно раскормленную тушу. Я поднял взгляд выше и увидел огромную
харю, расплывшуюся в приязненной улыбке. Харю, никого мне не напоминавшую.
- Не узнаешь, - огорчилась харя. - Я пыхчу, я на их сторону монету
кулями валю, а они прохлаждаются и не изволят помнить. Эх, ты! Небось я
твое имечко день-ночь шепчу. Не икалось? Вижу - не икалось. Нехорошо. Где
ты сыщешь на свете еще одного такого порядочного человека, как я? Ведь мы
с тобой договорились на честное слово, без никакой бумажки, я тоже мог бы
забыть. Мало что не забыл - ищу товарища по всему свету, себя не жалею, от
дела отрываю. Нахожу, а тот смотрит, глазами лупает - извиняйте, мы с вами
не знакомы. Нехорошо. Ну, припомнил?
- Извините, не припоминаю, - сказал я, хотя припомнил.
Но так не хотелось припоминать!
Покончено с этим, давно покончено. Нечего подсовывать под меня фитили
из прошлого! Прошлого нет.
- А ты припомни. Алюминий, знак вопроса, тире, плюмбум, знак вопроса.
Славная была шкода! Я на этой шкоде до сих пор держусь. И ты держишься.
Ведь ты в доле! Ну!
- Мазепп, - неохотно выговорил я.
- Ну. Только для ближайших друзей, которых у меня не осталось. Только
ты. Только для тебя я по-старому Мазепп.
Он даже всхлипнул.
- Ты как здесь оказался?
- Ха! Ты забыл, что такое Мазепп. Во у меня рука!
У меня перед носом закачался жуткий конопатый кулачище все в той же
рыжей шерсти.
- А в ней Марс-Эрликон". Когда такая рука и в ней Марс-Эрликон",
разве есть место, куда Мазепп не войдет в свой полный размер? Гляди!
В кулаке неведомо откуда оказалась бутылка. Кулак напрягся - бутылка
хрустнула.
- Во! Видал?
Старый школярский фокус. Между бутылкой и ладонью закладывается камушек
острым ребром к стеклу.
- Я тоже так умею. У тебя еще бутылка есть?
- Есть. У меня для тебя все есть. Каждая десятая бутылка мира - твоя.
По уговору. Но об этом после.
- Не сори битым стеклом на пляже, не будь свиньей. Подними и отнеси в
мусорный бак.
- Для этого у меня есть мартыхан. Но, чтоб ты знал, как я тебя лю...
Вот! Для друга, для дела Макс-Йозепп сделает все!.. Он трудящий человек,
он не белоручка... Трудящему человеку никакой труд не в обиду... Хоть там,
хоть тут, хоть где...
Пока он, булькая речами, собирал осколки и ходил к мусорному баку, я
мучительно соображал, как мне себя вести и что все это значит. И ничего
толкового не сообразил.
- Порядок! Порядок у Макса-Йозеппа. Всегда был, всегда есть, всегда
будет. Сейчас Макс-Йозепп макнется в это сусло, раз уж выпал ему такой
"дженерал", а потом мы с тобой поедем и я покажу тебе одну штуку. Идет?
- Пошел к черту!
- Непременно пойду. Все мы пойдем. Все мы грешники, и Макс-Йозепп тоже
грешник. Но он желает быть настоящим грешником, чтоб и в пекле его
уважали. Едем, светик, - не пожалеешь. Ты втравил Макса-Йозеппа в эту
историю, без тебя он ее не расхлебает. Помоги. Ты должен. Как между
честными людьми.
- Мазепп, я инвалид. Понимаешь? Инвалид. Кто бы мне помог!
- Знаю. Я все про тебя знаю. Я знаю про тебя больше, чем ты сам. Чтоб
ты не сомневался, я тебе скажу. Дурацкая конюшня, где ты сшиваешься, давно
бы прахом пошла, если бы не деньги Макса-Йозеппа. Я тебя не трогал, я
платил и не возражал. Но приперло, и ты мне понадобился, ты, только ты и
больше никто на свете. И придумал Макс-Йозепп, как весело устроить нашу
встречу - организовал увод лошадки, при которой ты хлопотал. Он думал, ты
поедешь за ней хоть на край света и там мы встретимся. И мне так было бы
удобней, и ты бы развеселился, как я вручил бы тебе лошадку, и все пошло
бы ах как славно. А ты не поехал. И вот я к тебе с повинной. Захочешь -
бери свою четвероногую обратным рейсом. Но прежде выслушай Макса-Йозеппа
там, где ему удобно. Солома, а?
- Слушай, Мазепп! Ты... ты не имел права! Кто тебя просил печься обо
мне! Я тебе не игрушка! Я...
- Пустые твои слова. Макс-Йозепп их не слышит. Всякий человек имеет
право печься о другом. Я не играл с тобой. Ты хотел своих лошадей - ты их
имел. Ты не любишь Макса-Йозеппа - не люби. Но я прошу помощи. Помоги
трудящему человеку и езжай обратно к своим скотам, если скоты тебе милей.
Хотя тут ты идешь против Бога. Богу было скучно со скотами, и он выдумал
людей. Тебя, меня и других. Идти от людей к скотам значит идти против
Бога, это говорит тебе трудящий человек. Он ничего не украл, он все добыл
сам. И если ты не поможешь ему, ты будешь неправ. Думай, а я пошел.
Он купался. Эта рыхлая туша была нелепа и в воде. Он не умел купаться.
Некогда было ему учиться - он рубал свой вольфрам-рений, который Земля
рвала у него из рук. Злясь, брюзжа и кряхтя, выводила ему сумму прописью,
но никогда, никому не пришло в голову сказать Максимилиану Йозеппу
Ван-Кукуку спасибо от имени цивилизации, жрущей металлы. А я? И я туда
же?..
Когда он вылез из воды, я сказал ему:
- Мазепп, что тебе надо? Не темни, объясни толком.
- По дороге! - алчно выдохнул он.
- По дороге куда? На звезду"?
- Ха! На звезде" Макс-Йозепп справляется сам. Ближе, чем ты думаешь.
Без перегрузок и невесомостей. Пошли!
- Дай штаны-то натянуть.
- Черт с ними, со штанами! Все штаны мира...
Он осекся и махнул рукой.
- Я знал. Ты человек. Бери штаны, на все прочее плюнь. Фирма платит. Не
фырчи - не я, а фирма. Вонючая деньга нищих духом, цена этой братии -
фиг-ноличек, если нет моих рук и твоей головы. Давай!
Я не верил своим ушам. Не было этого, это кто-то другой придумал и
валит теперь на мою голову. Втемяшивает мне чужое прошлое. То, что я не
делал и не говорил.
Десять лет мингер, поверивший в мою идиотскую выдумку, долбал свою
"звезду", пока не добрался до одной из обозначенных мною пазух. Все было
не так, просто, как хочется об этом писать. Комбинациям не было числа, но
в результате на звезду доставили оборудование, которое и пазухи эти
точно засекло, и вдвое ускорило прогрызание штольни. Лет пять тому назад
мингер по приборам прошел границу фаз и вырубил первый полукубометр
желанного металла. Расколупал его на маломерные образцы, по всем правилам
упаковал и отправил на анализ.
Само собой, не в Кавендишскую лабораторию. У вольных старателей есть
свои ученые притоны, и трудятся там не менее классные специалисты. В мою
сказочку про снулый уран они ни на секунду не поверили. Но отчего ж не
посмотреть, чем набита эта редкостная вольфрамовая капля? Тем более что
проходка штольни с лихвой окупалась тем, что из нее вытаскивали, и сам по
себе истово рвался в дикий металл какой-то кретин-энтузиаст. И пресловутый
"ванкукукиш", смешки смешками, а был растерзан и допрошен самым
доскональнейшим образом. И грянул гром: он оказался практически чистым
ураном-235 во всех отношениях, кроме одного: ванкукукиш был
нерадиоактивен.
Моя (моя!) выдумка о снулом уране в один миг превратилась из
безграмотного вранья в смелую, блестяще подтвердившуюся научную гипотезу.
Я в это время терся по мелочам и знать не знал, что сделался
авторитетной личностью. Настолько авторитетной, что мне был посвящен
семинар, на котором был заслушан доклад о моем героическом прошлом и
никчемном настоящем. Солидные деловые люди тщательно рассмотрели вопрос,
стоит ли мне дальше жить. Учли, что при моем-то здоровье и утруждаться
особенно не придется. Провели тайное голосование и большинством в один
голос дозволили мне жить дальше. Здрасьте, пожалте, - этакое благородство
проявили, уж не знаю, чем отблагодарить.
Мысленно поздравив меня с таким блестящим успехом, тайная ученая братия
вернулась к своим меркантильным заботам.
Звезда Ван-Кукук могла поставлять на Землю уран в неограниченном
количестве хоть сто лет. Но кому и на что нужен снулый уран ? Уран нужен
бодрствующий, на подхвате. Так не изволят ли господа ученые изобрести
способ растолкать соню и заставить его работать так, как, самоизводясь,
жарко трудится его брат-близнец? И господа ученые взялись за дело.
И вся эта змеиная свадьба, заткнутая мятым пипифаксом алхимическая
колба с кипящими мозгами - вальяжно подрагивала на горбу
одного-единственного человека, моего славного битюга, который ничего об
этом не знал, копошился в металлической щели где-то за орбитой Марса и, по
горло в собственных отходах, рубил аккуратными полукубометрами чудесный
"ванкукукиш". Рубил и свято верил, что стоит собрать двух-трех умных
ребят, тряхануть любую на выбор глыбу и - вот оно, старательское счастье!
Хочешь личные висячие сады - на висячие сады; хошь причал, мощенный
лобанчиками, - на причал; хошь умереть со скуки и назавтра воскреснуть - и
это тебе обеспечат, да еще спросят, в каком виде желательно воскреснуть. В
виде белого лебедя с алмазной короной? - пожалуйста! Кретинизм, чистой
воды кретинизм! Битюжьи грезы!
Гужует битюг свои тонны, гужует, а искушение растет. Сон на сон и еще
на сон - получается на ощупь вроде близкой яви. И притом лучшие годы
вот-вот изойдут - не воротишь.
И срывается с места честной старатель мингер Максимилиан Йозепп
Ван-Кукук, несвычно молотит враздробь золочеными крылышками, подгребает к
матери-планете и бухается мешком в подставленное кресло. Бухается,
ошарашенно башкой вертит, подлокотнички щупает, не золотые ли. И слышит:
был бы ваш уран ураном - и подлокотнички были бы золото-золотом. А так -
извините, скажите спасибо, что не в луже сидите. И до лужи вам, мингер,
совсем недалеко: спит ваш снуленький и просыпаться не собирается. Как ни
бьемся, нам его не разбудить.
И взвыл мингер, и всех - по-старательски, с гибами-перегибами, на все
боки. Дураки вы все и жлобы! А где ж он, мой единственный, мой
взаправдашний компаньон, друг десятипроцентный, который все это наворожил,
над которым вы десять лет хиханьки строили, пока сами перед ним не
облажались? Вы головы? Вы не головы, на таких головах у павианов хвосты
растут. Он голова! Он за всех вас все понял и сообразил, что к чему. Я
ваши дипломы из рамочек повыдеру, все ваши отчеты из сейфов повытряхну, и
вы сами, вы только на то и годитесь, скатаете из них надобный рулончик,
нет, два рулончика, на всю жизнь их хватит мне и милому дружку
десятипроцентному, подать мне сюда рапорт, где он, что он, каково
живет-радуется и так ли вы его опекали, как было вам сказано!
И попер на дружка мингер, сгреб в объятия, облил слезой дружочков
траченый ливер и взмолился; Расколдуй, что наколдовал!
Повез он дружка в незнамые горы, дремучие леса, а там стоит избушка на
курьих ножках. Внутри - печки-лазеры одна в другой дырки пекут,
суперпроцессоры хлам на полках переставляют, а на пороге, встречая дорогих
гостей, согнулся в полупоклоне подпольный доктор наук и тутошних
крыс-пауков, муфлонов-куланов заправила, их долботронство Недобертольд
Шварц, а при нем супруга его Элиза.
Побродил друг десятипроцентный по избушке, об то споткнулся, об се
шишку наставил, и говорит он битюгу своему дорогому таковы слова:
"Мазеппушка ты мой любезный! Что б тебе сразу меня кликнуть - вмиг бы мы
это дело с тобой разморочили, а теперь так просто не выйдет: растащили
нашего снуленького по крошечкам-трепетушечкам и каждую крошечку в такую
дрянь закутали, что руки опускаются и шум в башке, как у столетнего
юбиляра наутро после честного пира. Ну, да ничего, не съест нас свинья,
помогу я тебе, и славную бульку мы отчубучим".
Стал друг десятипроцентный посреди пустыни Рассахары и шепнул
повелительным шорохом: А ну, крысы-пауки, муфлоны-куланы, снести мне
тотчас сюда все крошечки-трепетушечки нашего снуленького и соорудить
двойную тетрадуру так, чтобы нижняя тетрадура в землю целиком ушла
вершиной вниз, а верхняя в небеса возвысилась. Вот я вам на обороте
кабацкого счета эскизец прикинул, так чтобы у меня все было в точности по
нему! .
Перепугались крысы-пауки, муфлоны-куланы так, что потрудились на славу,
всего снуленького, что был растрясен, в одно место собрали и веленые
тетрадуры соорудили. И сами изумились тому, что вышло, поскольку наружная
тетрадура получилась в натуре размером с пирамиду Хеопса. И в соображении,
что у них другая такая хеопсина в землю уходит и не видна, заробели
маленько, посчитав, сколько ж это преславный битюг там, на звезде", в
одиночку копытом нарыл.
А теперь, - молвил друг десятипроцентный, - отойдите все в стороны и
станьте в кружок при тетрадурах. И ждите, поскольку мне надо свою
волшебную палку зарядить. Довольно и глянуть на меня, чтобы понять: дело
это не простое и нуждается в глубокой задумчивости".
И впрямь. Вид у него ветхонький, до того стертый, что перед зеркалом
поставить страшно: как бы он целиком на отражение свое не ушел. Отошли в
сторонку крысы-пауки, муфлоны-куланы, расселись в кружок и стали ждать.
А десятипроцентный разделся донага, сел в позу лотоса перед хеопсиной и
начал сосредоточиваться.
Три дня и три ночи сосредоточивался он, а на рассвете четвертого гикнул
громким голосом и встал. И увидела почтенная публика, что он в полном
порядке, а палка его волшебная багровым огнем пышет и сама в дело
просится. Шагнул десятипроцентный и торкнул палкой тетрадуру. И тут же
проснулся снулый уран и мигом сделался из него уран натуральный, ни в чем
не сверхъестественный.
А поскольку при этом вышло, что его критическая масса в миллион раз
превышена, тут кы-ык жвахнуло!
И сделалась от того жваха в земле такая дыра, что стекло туда без
остатка море Средиземное, а потом и Карибское.
А в небе, напротив, сделалась
Кукушонок, Щербаков Александр, читать или скачать бесплатно эту книгу.">
Полная версия: "Кукушонок, Щербаков Александр, читать или скачать бесплатно эту книгу."
Кукушонок, Щербаков Александр, читать или скачать бесплатно эту книгу.">
Зеркало: "Кукушонок, Щербаков Александр, читать или скачать бесплатно эту книгу."
|
|
Просмотров: 227 |
Добавил: cos-book
| Рейтинг: 0.0/0 |
|
|