Статистика
Онлайн всего: 1 Гостей: 1 Пользователей: 0
|
Главная » 2011 » Декабрь » 22 » Машина Шехерезада (сборник), Шекли Роберт, читать или скачать бесплатно эту книгу.
21:24 Машина Шехерезада (сборник), Шекли Роберт, читать или скачать бесплатно эту книгу. |
![Машина Шехерезада (сборник), Шекли Роберт, читать или скачать бесплатно эту книгу. бесплатно скачать]( "Машина Шехерезада (сборник), Шекли Роберт, читать или скачать бесплатно эту книгу. скачать бесплатно, без регистрации")
Машина Шехерезада (сборник), Шекли Роберт, читать или скачать бесплатно эту книгу.">
| Скачайте и откройте один из архивов.
После этого вам будет доступен для скачивания файл: Машина Шехерезада (сборник), Шекли Роберт, читать или скачать бесплатно эту книгу. . Если файл не скачивается, воспользуйтесь дополнительной ссылкой и распакуйте
следующий архив. |
|
Машина Шехерезада (сборник), Шекли Роберт, читать или скачать бесплатно эту книгу.">Ссылка: "Машина Шехерезада (сборник), Шекли Роберт, читать или скачать бесплатно эту книгу." |
|
Машина Шехерезада (сборник), Шекли Роберт, читать или скачать бесплатно эту книгу.">Зеркало: "Машина Шехерезада (сборник), Шекли Роберт, читать или скачать бесплатно эту книгу." |
|
Машина Шехерезада (сборник), Шекли Роберт, читать или скачать бесплатно эту книгу.">Зеркало 2: "Машина Шехерезада (сборник), Шекли Роберт, читать или скачать бесплатно эту книгу." |
|
Файл: Машина Шехерезада (сборник), Шекли Роберт, читать или скачать бесплатно эту книгу. - был проверен антивирусом Kaspersky Antivirus и ESET NOD32. Вирусов не обнаружено!
|
Читать Шекли Роберт Машина Шехерезада (сборник) скачать Шекли Роберт Машина Шехерезада (сборник) можно отсюда
небе два солнца. Одно было крупное, жирное и
желтое, вдвое больше родного земного солнышка, а другое напоминало громадную
черную точку, типа вырытой экскаватором ямы, только гораздо более глубокую.
- По-прежнему два солнца, - сказал Герн. - И дождь никогда не идет - он
хлещет.
И словно в ответ на его заявление, из земли забила вода. Она сочилась из
множества мелких побегов и стволов, пузырилась над гранатами, фонтанировала
из глубоких расколов и прорех во множестве областей, и казалось, будто весь
мир залит дождем, падающим вверх тормашками на один из тех дней, когда вы
его совсем не ждали, закоснев в безмятежной привычности.
Грянул еще один выстрел. Все это было бы смешно, подумал Мажинни, когда
бы не было так страшно.
- Что, извините? - спросил его кто-то.
- Я просто думал про себя, - ответил Мажинни.
- Прошу прощения.
Грянул еще один выстрел. На сей раз Мажинни показалось, что прозвучал он
ближе, чем предыдущий.
- Прекратите! - крикнул Мажинни. - Иначе вы вынудите меня открыть
ответный огонь.
- Ну и? - осведомился противник.
- Ну и, когда я выстрелю, а это будет очень скоро, вам не поздоровится, -
заявил Мажинни и громко прочистил горло, издав сухой металлический звук, как
нельзя более соответствовавший металлическому привкусу во рту.
- Ха! - крикнул противник. - У вас нет оружия!
- Вы уверены? - поинтересовался Мажинни.
- Нету, нету!
- Возможно. Хотите проверить, поставив на кон свою жизнь?
Голос сделал паузу, потом заявил:
- Если у вас действительно есть оружие, тогда мы можем начать приговоры.
- У меня действительно есть оружие, - сказал Мажинни.
- Так покажите мне его. Поднимите над головой.
- Вы попытаетесь выбить у меня его выстрелом.
- Я не сумел попасть в вас - как я выбью у вас ружье с такой-то
дистанции.
- А вдруг вам повезет? - предположил Мажинни.
- Я не верю, что у вас есть оружие, и я пойду сейчас на вас в атаку, вопя
и стреляя на ходу, пока вы не поднимете свое ружье или его эквивалент над
головой, чтобы показать, что оно у вас есть. Тогда мы сможем начать
приговоры. Я обещаю, что не стану стрелять в вас или ваше ружье. Мне просто
нужно удостовериться, что вы вооружены.
- Я вооружен, - сказал Мажинни, - но я не могу поднять свое оружие над
головой.
- Почему?
- Лафет прикреплен к дверному углу.
- Вы хотите сказать, что у вас там гаубица, или мортира, или что-то в
этом роде?
- Выводы делайте сами, - сказал Мажинни. Наступила короткая тишина.
- Ладно, - отозвался наконец противник, - я объясню вам, как освободить
лафет.
- Я не нуждаюсь в ваших советах, - заявил Мажинни.
- Делайте, как я говорю. Вы знаете, где находится винтовой элеватор
прицела?
- У меня такого нет, - сказал Мажинни.
- Потому что у вас нет никакой гаубицы!
- Я и не говорил, что она у меня есть, - возразил Мажинни. - Я сказал,
что у меня есть ружье.
- А при чем тут лафет, если у вас ружье?
- Разве я сказал лафет"? Я имел в виду приклад.
- Значит, вы можете показать мне накладку приклада!
- Пожалуй, могу, - согласился Мажинни. На минуту ему показалось, что
противник его поймал. Потом, подумав как следует, Мажинни стянул с себя
пиджак, свернул его в трубку и поднял над головой.
- Что это было? - крикнул противник.
- Вы же у нас эксперт по оружию! - сказал Мажинни. - Вот и догадайтесь.
- Похоже на один из этих новомодных мягких пулеметов, стреляющих
желатиновыми пулями.
- Вам виднее, - сказал Мажинни. - Слушайте, давайте лучше начнем
приговоры!
- Что ж, наверное, это лучше, чем торчать здесь целый день, стреляя друг
в дружку. Вы выйдете первым, а потом выйду я.
- Там, откуда я родом, так не принято, - возразил Мажинни. - Сначала мы
сложим оружие, а потом выйдем, причем одновременно.
- У вас так принято? Там, откуда вы родом, да? - усомнился голос.
- Если приговоры серьезные, то да.
- Ладно!
Мажинни заметил, как из-за большого валуна вылетело ружье. Потом человек
на мгновение высунул голову и тут же нырнул обратно.
- Теперь ваша очередь, - велел противник. Мажинни кинул свой свернутый в
трубку пиджак, выглянул из-за плиты и тоже спрятался.
- А дальше что? - спросил противник.
- Что вы имеете в виду?
- Что делают дальше там, откуда вы родом?
- Дальше они одновременно выходят из-за камней, на счет три", с высоко
поднятыми руками.
- Сколько рук поднимать?
- Две, конечно. Вы готовы?
- Ага, готов.
Мажинни глубоко вздохнул и вышел из-за каменной плиты Почти в тот же
самый миг ярдах в двадцати от него из-за валуна шагнул человек.
Противники воззрились друг на друга, напряженно застыв, готовые в любую
минуту юркнуть обратно в укрытие. Затем, увидев, что ни один из них не
стреляет, оба слегка расслабились и начали осторожно приближаться друг к
другу.
Человек, которого увидел Мажинни, был крупным и рыжим, с грубым
ирландским лицом, обрамленным голубыми полями кокетливой женской шляпки.
Человек в женской шляпке увидел человека средних лет, довольно полного, с
покатыми сутулыми плечами.
- Пора начинать приговоры, - сказал рыжий. - Между прочим, меня зовут
Герн.
- Рад познакомиться. А меня - Мажинни. Они продолжали осторожно
сближаться, то и дело останавливаясь, чтобы оглядеть окрестности, а потом
снова сближаясь, на сей раз без остановок, пока не оказались в паре футов
друг от друга.
- А теперь скажите мне правду, - попросил Герн. - Было у вас оружие или
нет?
- Простите, но этого я вам сказать не могу.
- Я думаю, вы мне солгали - Ваше утверждение голословно, - заметил
Мажинни.
Герн подошел к могильной плите и пнул башмаком пиджак.
- Это пиджак, - заявил он, - а вовсе не ружье. - Смотря как им
пользоваться, - сказал Мажинни. - Там, откуда я родом, пиджак в руках
умельца может стать смертельно опасным оружием.
- Мне по-прежнему сдается, что вы меня обманули. Но я, разумеется, тоже
вас обманул.
- Как обманули?
- Ну, когда вы велели поднять над головой обе руки, вы, конечно же, не
могли знать...
Тут из-за спины у Герна появилась третья рука. В ней блестел большой
сизо-стальной автоматический пистолет.
- Дело в том, - сказал Герн, - что я, как и вся моя раса, трехрукий. Вы
не поверите, как удобно порой иметь под рукой третью руку.
- А как насчет приговоров? - спросил Мажинни. - Это обязательно, -
заверил его Герн. - Но правила теперь будут такие: я говорю, а вы слушаете и
подчиняетесь приказам. Так у нас принято - там, откуда я родом.
- Что ж, вполне логично, - вздохнул Мажинни. Впервые за весь день хоть
что-то показалось ему логичным.
Глава 26
ГЕРН И МАЖИННИ
- Ну, теперь удобно, правда? - спросил Герн.
- Пожалуй, - ответил Мажинни.
Он осторожно поерзал. Герн усадил его на круглый камень в задней части
разрушенного мраморного здания где-то в центре Лу. Мажинни не понимал, к
чему все это. Но у Герна был сизо-стальной пистолет, и он все время держал
его под рукой - то положит рядышком на пень, то на каменную полку. А до того
он связал Мажинни руки, обмотав другой конец веревки вокруг колонны,
торчавшей из разбитой мраморной плиты. Сидеть было не так уж неудобно, хотя
и не очень-то приятно.
- А теперь что делать будем? - спросил Мажинни.
- Будем ждать.
- Чего ждать? Или кого?
- Не ломайте попусту голову. Там увидите. И Герн, мурлыкая себе под нос,
принялся наводить порядок в мраморной комнате. На полу валялась уйма
мраморных осколков. Герн вымел их маленькой швабкой. Мажинни не видел,
откуда взялась эта маленькая швабка. Он хотел было спросить, но потом
подумал, что это неважно.
- Откуда вы взяли эту маленькую швабку? - спросил он Герна, внезапно
передумав.
- Не спрашивайте, это неважно, - ответил Герн.
- Я так и думал.
Комната была похожа на пещеру, каменную, глубокую и холодную. Мажинни
заметил, что солнце уже клонится к закату. Он видел это сквозь громадную
глыбу мрамора. Мажинни хотелось пожаловаться, однако он сдержался, решив,
что от него ждут чего-то получше.
- Через некоторое время снаружи раздался звук. Не очень-то и громкий.
Сначала. Но потом, по мере уменьшения мелодичности, амплитуда звука
увеличивалась, и вскоре его уже можно было назвать настоящим ревом, какой
вполне бы мог вырваться из глотки гнома, будь у него мегафон.
Герн раздраженно подошел к окну и выглянул. Лицо его озарилось
маниакальным блеском, вспыхнувшим в глазах.
- Вы не поверите! - воскликнул он.
- А вы все-таки попробуйте, - посоветовал ему Мажинни.
- Дружище, у меня для вас хорошие новости. В городе цирк! Сплошной цирк,
ей-богу!
Глава 27
ПРЕДПОЧТЕНИЯ
Итак, вот он перед нами, Мажинни, только что прошедший через ворота мимо
сторожа или, возможно, стражника вместе - или они не вместе? - с довольно
эфемерной женщиной, встреченной им несколькими строчками ранее. Появится ли
эта женщина снова или нет? Имеет ли это значение?
Мажинни на наших глазах заходит в сектор неопределенности, где вещи имеют
не только право выбора, но и обязанность одновременно быть и не быть.
Небытие гораздо спокойнее для глаза, и цвета его так приятны на вкус, что их
надо попробовать, чтобы увидеть. Небытие предполагает также непостроение, то
есть такой метод композиции, при котором основной нажим делается на заранее
оформленных героев и членов их семейств. Бытие и небытие однако пользуются
общей терминологией и падежными окончаниями, поэтому отныне мы будем
обращаться к любому из них, на свой вкус, и в любых выражениях, какие
придутся нам по вкусу, и мы надеемся, что вас достаточно нас понимает, чтобы
мы могли продолжать закручивать нашу жареную утку.
Итак, перед нами Мажинни, который идет по неописанию города. В этом
секторе он в основном состоит из мощных питающих проводов, хотя чуть позже
они превращаются в тающие проводы, а затем в слабый дождик и изморось.
Мажинни сделал вид, будто не расслышал наших слов. Он искал описание. К
сожалению, такового здесь не было на много миль вокруг, поэтому Мажинни
пришлось его подделать. Он начал с городских стен, придав им цвет и форму, а
также, пока никто не видит, некоторую эластичность. Затем приступил к
воротам. Их было два вида - проходные и непроходные, а последние, в свою
очередь, делились на абсолютно непроходные и относительно. Различить их тем
не менее было трудно, если у вас не было при себе описания их плюмажа - или
я хотел сказать плюрализма?
Мажинни шагал осторожно, ибо почва тут была несколько зыбкой, как и все
остальное. Она то и дело превращалась в вазы или в силуэты женщин с
ротогравюрными профилями, что само по себе выглядело совсем недурно. Потом
на пути его оказались ряды говорящих статуй, и тут Мажинни почувствовал себя
почти как дома, потому что его самого вырастила говорящая статуя в какой-то
вонючей дыре, где прошло его детство. Статуи наговорили ему ласковых и
утешительных слов, а потом спели песенку о маленьких серых кошечках,
дрейфующих по морю мармелада, и Мажинни сразу вспомнил, что слыхал эту
песенку прежде, хотя бог знает где и когда. Он пошел дальше, и другие
аспекты Лу стали появляться в ретроспективе. Некоторые из них походили на
длинные скрученные серые кошмы, а другие кичились яркой помадой на
хромированных розовых бедрах. Мажинни избегал их, поскольку тот путь вел к
безумию, в то время как он шагал к нормальности вечной с большим призом в
конце.
Предположим, что так оно и есть, но Мажинни необходимо с кем-то
поговорить. Однако поначалу говорить ему не с кем. Поэтому он просто шагает
вперед, применяя всякие предметы. Он видит консервные банки на обочинах. Он
видит зеленые бутылки, лежащие в пруду. Там же лежат несколько трупов, и
выглядят они так, будто миллион лет тому назад здорово повеселились. Мажинни
не позволил себе углубляться в размышления. Он прошел вперед, минуя парочку
деталей, не имеющих особого значения для рассказа, после чего миновал
третью, которая в дальнейшем сыграет, быть может, важнейшую роль. Детали
были стандартные, и Мажинни не хотелось на них останавливаться. Чуть
просветлело, хотя и не потеплело у него на душе лишь от песни - баллады о
невозможной любви, исполняемой юношами из поколения в поколение.
Юноши были похожи на апострофы, по крайней мере некоторые из них, с
гладкой шерстью и острыми крюками вместо зубов.
А потом опять появилась она - женщина из заснеженного параграфа далекой
синтаксической страны. Была она миниатюрна и прелестна, разве что немного
молчалива, и держала морской биоптер в узких ладонях.
- Послушайте, - сказал Мажинни, - с меня довольно этой символической
дребедени! Нам нужно сейчас что-нибудь хорошее и конкретное или даже плохое
и конкретное, но хоть что-нибудь - надеюсь, течение моих мыслей вам понятно?
Женщина улыбнулась загадочно своим внутренним переживаниям, известным
лишь ей одной и чудовищному ребенку, который не появился еще в нашем
повествовании, поскольку мы с самого начала всеми силами старались этого не
допустить. И так он добился успеха!
И так он добился успеха! Мажинни обернулся и с нежностью посмотрел на
древний Лу, внушительный, но не такой уж неприступный.
- До свидания, старый чуждый город, - сказал Мажинни. - Ты был ко мне
добр, и я хочу, чтоб ты знал, как я тебе благодарен. Я же не взял слишком
много, дружище, только все, что смог унести. Ты ведь не станешь жалеть об
этих безделушках, правда? Знаешь, когда я продам их, то закажу диораму и
выставлю ее на всеобщее обозрение. Люди будут говорить о тебе по всей Терре
- и обо мне, конечно, тоже.
С этими словами Мажинни отвернулся от города и шагнул в свой космический
корабль. Люк моментально с лязгом захлопнулся за ним.
- Эй! - воскликнул Мажинни.
Внутри корабля все переменилось...
Никто не знает своей судьбы. Мажинни считал себя простым воришкой. На
самом деле он невольно стал исследователем, ценой своей жизни расширившим
наши познания об изобретательности чужих цивилизаций.
Если вы отправитесь в туристическое путешествие на Лу, то увидите там
Выставку Мажинни - диораму в натуральную величину. Вы войдете и, даже зная,
что все это иллюзия, неожиданно окажетесь далеко-далеко от Лу: вы готовы
будете поклясться, что стоите сейчас прямо перед входным люком своего
космического корабля... в то время как на самом деле вы стоите перед
замаскированным входом в самую жуткую камеру пыток на Лу.
Поддельные цветы манят к себе пчел, как земля - поддельные космические
корабли. И все-таки в это трудно поверить, даже если вы знаете об иллюзии.
Нельзя винить Мажинни за то, что он попался в ловушку. Возможно, под конец
он это понял. Возможно, это послужило ему хотя бы слабым утешением.
Роберт ШЕКЛИ
ГОРОД МЕРТВЫХ
Iы летим по улицам Города Мертвых - призрак за призраком, огибая все
углы, выказывая уважение к монолитности зданий, хотя, конечно, могли бы
свободно проникать сквозь стены. Это документальный рассказ о преисподней.
Без комментариев. Без дикторского текста. Город Мертвых - ад, Аид достаточно
абстрактен, и вряд ли мы ухудшаем ситуацию, пролетая сквозь стены, такие
твердые с виду.
Удивительное чувство - лететь по этим улицам! Классическое местечко:
большинство зданий построено из белого мрамора, повсюду колонны - словно мы
оказались в Афинах лет за четыреста до нашей эры. Но улицы абсолютно пусты,
никакого движения. Город Мертвых - действительно мертвый город, несмотря на
то что его жители пытаются найти себе хоть какое-то развлечение.
А что еще делать мертвым, как не развлекаться? Чем занять себя - вот
извечная проблема обитателей Аида. Для чего смерть вообще? Ради чего все
это? Такого рода вопросы одолевают любого человека, однажды обнаруживающего,
что он уже умер. Естественно, первое, что он делает в такой ситуации, - это
пытается как-то освоиться: о'кей, я умер. Сподобился. А дальше что? Ждать
наказания? О'кей. Но за что? За мои грехи? А за какие именно? А может, их
разрешат искупить? А как обычно здесь это делается? Или тут к каждому
индивидуальный подход? Но если уж все это навечно, может, просто
расслабиться - раз и навсегда?
Но самый главный вопрос - сколько все же это на самом деле будет
продолжаться? Большинство успокаивается на ответе: Вечность". Но если вы
начнете их расспрашивать подробнее, окажется, что они имеют в виду нечто
прямо противоположное. Для начала вас заставят поверить, что преисподняя -
это только временно, а за ней обязательно будет что-то еще. Может, это
единственный способ заставить вас задуматься над своей собственной жизнью.
Ты же как-то собираешься ее строить. Или по крайней мере так думаешь.
- А кстати, - сказал я, - не съешь ли ты это гранатовое зернышко?
Я был Гадесом - высоким крепко сбитым брюнетом, с черной аккуратно
подстриженной бородой. У меня довольно-таки пиратский вид, но я слишком
мягок по натуре, чтобы взбунтоваться против своей вызывающей внешности и
как-то попытаться изменить ее. Похищение Персефоны - единственный в моей
жизни поступок, который соответствует моей внешности. Да и то я это сделал
чисто импульсивно, под влиянием момента: только что она, окруженная
подругами, собирала цветы, а я проезжал мимо на золотой колеснице,
запряженной четверкой вороных, как уже в следующую секунду она была в моих
объятиях. Она, а вместе с ней адская пропасть разных забот.
Персефона была, конечно же, прекрасна. Ее светло-русые волосы ниспадали
до самой талии, а линия носа была безупречно классически греческой: идеально
прямой нос, переходящий в лоб.
Все это было тогда. А теперь - есть теперь, шесть месяцев спустя. Мы с
ней сидим на тенистом холме на берегу Стикса, в том месте, где Харон обычно
ставит на прикол свой плавучий дом.
Она посмотрела на два гранатовых зернышка, которые я ей протянул, и
спросила:
- Ведь ты же не пытаешься устроить мне какой-то подвох?
- Нет, - ответил я, - я вообще не из обманщиков. В их игры я не играю. В
Аиде у нас свои методы. Мы всегда действуем прямо и открыто, как тогда,
когда я похитил тебя. Помнишь тот день?
- Даже слишком хорошо, - ответила она. - Я собирала с подругами цветы,
как вдруг появился ты на своей золотой колеснице, запряженной черными
лошадьми. И сам ты был весь в черном.
- И я откинул плащ за плечо, чтобы не мешал, обнял тебя за талию и одной
рукой поднял в колесницу.
- А девчонки только стояли и визжали, - вспоминала Персефона. - И когда
матушка узнала об этом, она просто не знала, что делать...
- Она чересчур хорошо знала, что делать, - вздохнул я, - ибо все это было
предсказано задолго до того, как случилось: я должен был увидеть тебя среди
прочих нимф и влюбиться без памяти. Но полюбил я тогда в первый раз в своей
жизни. В этом я совсем не похож на Посейдона, Аполлона и других богов:
они-то всегда, влюбившись, клянутся, что это у них на века, но стоит только
на следующий день промелькнуть краю новой юбки, как они начисто забывают о
прежних клятвах. Но я - царь Смерти и полюбить могу только один раз. Раз и
навсегда.
- Бедный Гадес, - вздохнула Персефона. - Тебе будет очень одиноко без
меня?
- У меня останутся воспоминания о тех чудесных шести месяцах, что мы
провели вместе, о том, как я был счастлив, когда ты сидела рядом со мной на
троне. Я и сейчас бесконечно счастлив, что ты - моя царица преисподней.
- А мне понравилось быть царицей Аида. В этом есть что-то особенное. То
есть подземное царство не похоже ни на одно царство на земле: здесь остается
только то, что уже использовано и поэтому утихомирилось, а значит, его легко
держать в руках.
- Аид - царство осознания, - сказал я. - На земле, там, где живете вы,
вам не хватает времени, чтобы проникнуть в суть вещей. Здесь у каждого на
это есть столько времени, сколько ему необходимо. К тому же здесь нечего
бояться - ведь мы уже мертвы, и не о чем беспокоиться - ведь каким-то
непостижимым образом мы продолжаем жить.
- Вот только вечера здесь слишком долгие, - пожаловалась Персефона. - У
меня только в детстве были такие длинные вечера: казалось, они растягивались
до бесконечности, и солнце еле-еле, нехотя ползло к закату. Но вот солнца
здесь нет. Слабый сумрак склепа, изредка прерываемый тьмой, а солнца - нет.
Я потеряла солнце.
Я кивнул:
- Да, солнца у нас нет. Но нам светит луна и еще факелы.
- Они бросают такие длинные тени, что я, пожалуй, боялась бы их. Если бы
в Аиде было чего бояться.
- О нет, - сказал я. - Худшее уже произошло, и еще хуже не будет. Так ты
съешь мое гранатовое зернышко?
Она взяла одно из двух зернышек с моей ладони и положила на свою - узкую
и белую.
- А почему ты так хочешь, чтобы я его съела? В этом какой-то подвох?
- Да, - ответил я. - У меня нет от тебя секретов. В этом есть подвох.
- Так что же случится, если я его съем?
- Это сохранит мои права на тебя, когда ты возвратишься к живым. И это
будет гарантией, что ты вернешься ко мне, в преисподнюю.
- Вернусь к тебе? - переспросила она. - Но ведь я в любом случае
собиралась вернуться. Я покачал головой:
- Ты сама не знаешь, как обернется, когда ты поднимешься отсюда в светлый
верхний мир и вдохнешь его воздух. И когда ты снова полностью почувствуешь
себя живой, ты забудешь обо мне. И будешь удивляться, как тебе могло
нравиться это мрачное место с его угрюмыми садами и рекой забвения, по
которой плывут бесчисленные души умерших, и лишь плакучие ивы тихо шелестят
им вслед. И ты скажешь себе: Да он просто околдовал меня, приворожил. Ни
один человек, будучи в здравом рассудке, не отправится добровольно проводить
отпуск в аду!"
Она улыбнулась и коснулась моей руки:
- Может, ты и приворожил меня. Но здесь, в Аиде, мне хорошо.
- Тогда съешь это гранатовое зернышко. Она сидела не двигаясь, и мысли ее
блуждали где-то далеко. Наконец она сказала:
- Да, Ахиллес и Елена пригласили нас сегодня на обед. Принеси им мои
извинения.
Мы отключились от Гадеса и Персефоны и, оставив речной берег, направились
по зеленым холмистым лугам, украшенным деревьями, подстриженными в форме
различных скульптур, что делало местность похожей не то на кладбище, не то
на французский парк, - к Чертогу смерти. Издалека он выглядит как небольшой
городок, потому что Чертог - это архитектурный ансамбль из множества
маленьких дворцов. И хотя некоторые из них имеют до дюжины этажей, все они
сгрудились в кучу: маленькие дворцы являются частью ансамбля больших
дворцов, а дворцовые ансамбли объединяются в общий комплекс Города Мертвых.
Крыши, купола всех форм и размеров: сферические и квадратные, со шпилями и
без. Все здания связаны между собой на разных уровнях узенькими дорожками.
Вы можете из окна выйти прямо на перекресток, или подняться на верхний этаж,
или же по узенькому карнизу перейти в соседний дворец.
Город Мертвых озарен светом, похожим на лунный или же на последний
отблеск заката, пробивающийся зимним вечером сквозь тяжелые тучи. Здесь нет
ни дня, ни ночи. В Городе Мертвых всегда час сумерек, растянувшийся на
вечность.
Занятий здесь не так уж много. Но если вам смертельно скучно, можно
поглазеть из окна на других жителей, выходящих из своих окон и гуляющих по
карнизам из конца в конец города. Здесь везде натянуты провода, связывающие
абсолютно все со всем, чем возможно, и кое-кто использует их, чтобы
сократить дорогу. И здесь и там - высоко над городом на цыпочках скользят
канатоходцы. Впрочем, это у них получается весьма неуклюже: далеко не у всех
мертвых (как и далеко не у всех живых) есть акробатические способности. Но
они бесстрашно шагают по карнизам и проводам и абсолютно не боятся упасть.
Когда вы срываетесь с карниза в Городе Мертвых, то падаете
медленно-медленно, парите, словно тень. Даже если вам случится по дороге
удариться об один-два карниза, задеть какую-нибудь горгулью, напороться на
острый выступ крыши - это все не страшно. Вам уже ничто не повредит - вы и
так мертвы. Вы даже боли не можете почувствовать. Боль здесь заповедана,
потому что заповедано удовольствие. Что едва ли не одно и то же.
Где нет удовольствия - нет и боли. Кто-то, может, посчитал бы это честной
сделкой. Но только не мертвые из Города Мертвых. Лишенные возможности мучить
себя, они впадают в смертельную скуку, которая для них мучительнее во сто
крат. В Аиде есть люди, которые каждый вечер перерезают себе горло. Но это
ничего им не дает. Это всего лишь жест. Когда у вас больше ничего не
осталось, то все, что у вас есть в Аиде, - только жесты. Поэтому они
приобретают здесь огромное значение. Кто-то делает болезненный жест и
перерезает себе горло, а кто-то отправляется в гости по проводам и карнизам.
Может, вы думаете, что ходить в гости - удовольствие? Только не в
преисподней. О, жители подземного царства не презирают жестов. После смерти
жесты - это все, что вам остается.
Мы резко взмываем к дверному проему, мчимся по коридору, проскальзываем
еще в одну дверь, повторяем эту операцию несколько раз подряд и, наконец,
останавливаемся в огромной комнате. Здесь на стуле со спинкой в виде лиры
сидит Ахиллес. Мы знаем, что это он, так как на его спине прикреплена
бронзовая табличка с надписью: Ахиллес".
В преисподней возможность мгновенной идентификации вызвана
необходимостью. Здесь крайне неодобрительно смотрят на любые недоразумения.
Правда, мертвым достаточно того, что они сами мертвы, и их как-то мало
волнует, кто еще мертв рядом с ними. Так что система табличек создана отнюдь
не для удобства местных жителей. Это сделано для удобства нашей будущей
аудитории, для которой мы и снимаем фильмы, - для людей, которые в любом
случае вернутся в прошлое, чтобы поглядеть на обитателей этого мира или
построить их образные конструкции в компьютере, в котором можно построить
все, что только можно вообразить. И, заглянув еще дальше, мы можем прозреть
время, когда вторичные и третичные образы, достаточно отошедшие от своего
прообраза, основываясь на версиях различных авторов, смогут создать новое
поколение героев. Но так как создателей множество и каждый из них обладает
своим уникальным видением, то единственно возможный путь создать
синтезированный, но все же узнаваемый образ - это всех идентифицировать.
В реальном мире люди очень редко просто так сидят на стуле - не читая, не
смотря телевизор и даже ни о чем не думая. Но здесь у нас не реалистический
рассказ, изобилующий бытовыми подробностями, которые так любят некоторые
читатели. К сожалению, данные о размерах доходов главного героя, объектах
его любви и ненависти, а также генеалогическое древо в трех поколениях
просто-напросто утеряны.
Так что Ахиллеса мы застали за тем, что он просто сидел, и все. Проблема
ничегонеделания - одна из важнейших в Аиде. Да, пожалуй, единственная,
которая стоит того, чтобы на нее тратить время, тем более что решения все
равно не найти. Но Ахиллес, похоже, не терзался даже этой проблемой. Он
просто сидел на стуле, уставившись в пустоту.
Справа появилась Елена Троянская.
Было бы большой ошибкой попытаться описать или хотя бы сфотографировать
столь известную личность, как единственная и неповторимая Елена из Трои. Ее
черты невоплотимы, они существуют лишь в мире фантазии, где постоянно
творятся из грез множества людей, когда-либо мечтавших о Елене Прекрасной.
Компьютер же ограничивается основным набором данных, так сказать,
квинтэссенцией грез, и так как мы пользуемся далеко не полным набором
мечтаний о Елене, ее репродуцированный образ слегка расплывается вокруг
носа. Поэтому я склонен считать, что главную деталь мы поймали достаточно
точно. Что касается остального - достаточно будет сказать, что она - дама
приятная во всех отношениях, причем с точки зрения любого, кто на нее в
данную минуту смотрит. К тому же она так величественно несет свою
опознавательную бронзовую табличку, что по одной походке можно сказать - вот
идет Елена Троянская! А значит, это она и есть. На ней простая туника,
сшитая из шелковой двусмысленности, и вокруг головы ее волнами лежит золотой
обман.
- Привет, Ахиллес, - заговорила Елена. - Я только что с рынка. Мальчик, у
меня есть что тебе рассказать!
Пока Елена не заговорила, Ахиллес продолжал молча пялиться в пустоту, не
обращая ни малейшего внимания на свою легендарную жену, но тут он повернул
голову:
- Как ты могла хоть что-то услышать? Здесь днем с огнем не найдешь ни
одной свежей новости. Что вообще может произойти в преисподней нового? Хоть
когда-нибудь? Только мнения - вот и все, что здесь можно услышать. Так что
такого особенного ты могла найти на рынке? Уж не то ли, что философы в
очередной раз высказались в пользу возможности или, наоборот, невозможности
существования этого места? Откровенно говоря, этот вопрос меня абсолютно не
волнует. Существует это место или нет - мне-то что? Но даже если кто-то
нашел в этом всем какой-то смысл - это едва ли можно назвать новостями.
- Заткни фонтан, - перебила его Елена, - сейчас не твой выход. Вопреки
всем твоим умопостроениям я раздобыла самые настоящие, реальные и
неоспоримые новости. Свеженькие, с пылу, с жару. И это дает мне право не
только рассказать их, но и расцветить, как захочется, используя при этом
необычные эпитеты и невероятные сравнения. Стоит ли подавать факты напрямую,
не пытаясь скрыть их за ширмами недомолвок, когда перед тобой во всей
несокрушимости принцип Гейзенберга?
- Если ты принесла новости, - мрачно сказал Ахиллес, - то где они?
- Какой ты быстрый! Если разносчица новостей с ходу расплескает всю их
новизну, то они перестанут быть новостями, и ей придется несолоно хлебавши
возвращаться на исходные позиции: Недооцененный Объект Любви. То есть я.
Можешь представить, каково это? Так что не торопись, дружок. Мне охота для
начала насладиться самим фактом того, что я все еще могу находить новости. И
поэтому я не спешу их разглашать.
- Безупречная логика, - заметил Ахиллес. - Ты приписываешь себе титул
разносчицы новостей, так и не сообщив ни одной. Но все твои притязания в
подметки не годятся породившему их факту.
- Ты сказал уже достаточно, чтобы я имела право тебя перебить и сообщить,
что ты не видишь дальше своего носа, мой дорогой Ахиллес. Так хочешь наконец
узнать, что случилось?
Изображение исчезло. Камера, или что там вместо нее, показывает ровный
светлый фон. По-своему он очарователен и слегка гипнотичен. Мертвые
обнаружили, что, когда вы слегка загипнотизированы, все идет намного лучше.
Некоторые считают, что смерть сама по себе - вид мягкого гипноза. А есть еще
более специфический взгляд - что смерти вообще не существует, так как то,
что мы называем смертью, не более чем патологический случай гипноза, от
которого мы не можем очнуться.
Будь что будет: камера снабжается током через провод, который спиралями
змеится в окно, и, если принять его за путеводную нить, мы можем отправиться
вдоль него, и он приведет нас к маленькому домику где-то наверху и
устремится в окно, из которого струится целый каскад проводов. Если
преодолеть бурный поток из витков и бухт кабеля, можно пробраться внутрь,
где явно кипит какая-то работа. Мы выбираем ближайшую дверь и входим в
комнату, похожую на аппаратную. В ней сидит человек. Привет, да это ж я! Я
подхожу поближе, чтобы посмотреть, чем это я там так занят.
Я вижу, что я погружен с головой в манипулирование какими-то рычажками,
кнопками и вокруг масса всяких циферблатов и прочих там реле. По множеству
проводов, связывающих мою аппаратную со всем на свете, ко мне сбегаются
различные данные, и я сплетаю все эти нити в прекрасный гобелен. Или сплету,
если мне только удастся собрать их вместе, потому что на самом деле мне еще
кое-чего не хватает. И даже более того: я не имею ни малейшего понятия, что
я с ними буду делать, если мне повезет достать их все. Но надеюсь, что все
же я с этим что-нибудь сделаю.
Пожалуй, стоит сюда как-нибудь еще заглянуть: здесь столько интересного!
Только не примите это на свой счет, уважаемая публика, для которой я сучу
нить своего рассказа. Что вам за дело до меня и до того, чем я занимаюсь?
Хотя, может, и есть дело, и мои проблемы - это и ваши проблемы, ведь каждый
из нас является одновременно кем-нибудь еще.
Но вернемся к Ахиллесу и Елене.
- Все. Меня уже распирает, - сказала Елена. - Поэтому - побоку все мелкие
подробности! Выкладываю все разом. Слушай же, Ахиллес: сегодня некто
покидает Аид!
Ахиллес застыл пораженный. Но вовсе не словами Елены - то, что она
сказала, он едва услышал и машинально этому удивился. Осмысление иного,
более ужасного факта затопило все его сознание, в одну секунду он принял
целый пакет информации, и это вызвало соответствующие эмоции. Он внезапно
понял, что он - всего лишь набросок, черновик персонажа. Это разило наповал.
До сих пор он считал себя бессмертным, хотя и не раздумывал никогда особенно
на эту тему; но вдруг осознать, что тебя достали бог знает откуда и
используют твой мозг, что стечение обстоятельств, при котором ты возродился
в разуме компьютера, может не повториться не только в ближайшее время, но и
вообще больше никогда, - это уже слишком!
Черновик! Эта мысль просто парализовала мозг. Но Ахиллес сделал над собой
усилие и заставил себя оценить ситуацию, вместо того чтобы просто
отгородиться от нее. Итак, его условность означала, что он всего лишь
концепция, которой манипулируют в чьем-то еще сознании, откуда следует, что
сам по себе он для этого разума не настолько важен, чтобы ему было
гарантировано возвращение к бытию в дальнейшем. Симптомы того, что существо,
создававшее эти сны, уже близко к тому, чтобы закрыться, отключить контакт и
изъять себя из данного цикла, были слишком явными: так как оно перемещает
энергию своего внимания повсеместно, то может очень скоро увлечься кем-то
другим. А тогда Ахиллес снова отправится в небытие, ожидая, пока его снова
не вытащит какой-нибудь разум. Но какова вероятность, что это может
произойти еще раз? А вдруг больше никогда?
Обрушившийся на него шквал пониманий подсказал, что шансы его - 50/50, и
то если его вызовут, то уже не в данном контексте. Перед ним ясно встала
необходимость срочно придумать какой-нибудь способ произвести впечатление на
это грозящее им существо, причем впечатление настолько сильное, чтобы оно и
после того, как удовлетворит свою фантазию, вызывало его снова и снова,
пусть даже в других ипостасях.
Быстро проанализировав ситуацию, Ахиллес понял, что вся эта проклятая
конструкция из снов и грез рассыплется в прах, как только компьютер завершит
предварительную разработку. Нужно немедленно найти способ заставить все эти
проклятые вещи стать вещими, да так, чтобы он был вынужден вызывать Город
Мертвых к существованию при каждой оказии.
Но какова все же вероятность всего этого? Ахиллес стиснул зубы в
смертельной тоске: он должен попытаться чем-то подкупить этот компьютер.
Какой же дар можно поднести этому Компьютерному Сновидцу - единственному,
кто, сумев собрать все доступные ему данные, воссоздал Ахиллеса похожим на
Ахиллеса. И как убедить его, этого легкомысленного мечтателя, что Ахиллес
стоит того, чтобы за ним вернуться еще не раз?
- Постараюсь донести это до вас настолько точно, насколько смогу, -
произнес Ахиллес. - Я пытаюсь подать Голос и воззвать к вам. Я не прошу
делать меня исключением, я хочу быть лишь Точкой Отсчета. Я знаю, что вы
кого-то ищете. Я также пытаюсь продать вам общий настрой и уговорить вас во
время ваших ментальных путешествий делать регулярные остановки в Городе
Мертвых. Я знаю, вы давно искали местечко вроде этого.
Компьютер не ответил.
Ахиллес вкрадчиво продолжал:
- Я знаю, вы опасаетесь, что, приняв на себя подобное обязательство,
можете впоследствии обнаружить, что эта концепция не стоит разработки, так
как она несостоятельна в решении проблем сотворения, изменения и энергии. Я
прав? Что ж, я приветствую вашу осмотрительность и рукоплещу вашим
сомнениям. Все это придаст вашему выбору вес, если вы сделаете верный шаг и
поставите на нас. Елена, почему бы и тебе не сказать пару слов?
Елена улыбнулась в камеру и заговорила на низкой волнующей ноте:
- Я думаю, мы можем оказать вам хорошую услугу. Вы-то знаете, что мы,
Ахиллес и я, - люди выдающиеся и работаем лучше, если нас включить в
действие. Мы не похожи на ваших современных узкогубых ханжей. И если вы
ждете от нас именно таких слов - то этого добра у нас в избытке; смелые
слова, лживые слова - короче, какие угодно, только не нудные. Позвольте нам
развлечь вас историей вашей жизни.
Ахиллес коснулся ее плеча: Хорошо сказано, Елена", - затем развернулся к
камере и заглянул нам прямо в глаза. Мы, опешив, зажмурились на секунду, не
в силах смотреть на слепящую красоту его лица. Ибо этот Ахиллес есть
Ахиллес, глобально мыслящий о возможностях величайших мировых деяний. Но он
же являлся воплощением жертвы безнадежной любви к женщине, ему не
предназначенной. Любуясь им, мы украдкой бросили взгляд на боковой экран и
поняли, что любовь всей его жизни, Брисеида, в нашей истории не появится
даже на секунду. Увы, нынешнее ее местонахождение неизвестно. А брак
Ахиллеса с Еленой был чисто символическим жестом - два козырных туза вне
партии.
- Мы сделали все, что могли, - наконец сказал он. - А теперь можешь
рассказать мне, что ты там раздобыла на рынке.
- Царь Аида Гадес вышел из города, пересек несколько ручьев, бегущих на
границе преисподней, и выбрался на берег Стикса туда, где, знаешь, есть
хорошая лужайка для пикников. Но пришел он туда не ради пикника, хотя у него
и была причина для банкета в честь своей гостьи Персефоны.
- Персефоны? Гадес гулял с царицей Персефоной?
- А с кем ему еще гулять? Ты же знаешь, она совсем вскружила ему голову.
- Это потому что она живая, - вздохнул Ахиллес. - Живые люди вообще
гораздо привлекательней. Но, конечно, у нее есть и некоторые личные
достоинства. К тому же с ней связан один из мифов первостепенной важности. И
так как это один из древнейших мифов античности, девочке есть чем щеголять.
Ты думаешь иначе?
- Да уж, так я и думаю, - ответила Елена. - А ты как думаешь, быть Еленой
Троянской это тебе что - семечки? Да кто сейчас помнит хоть что-нибудь про
Персефону? А Елену знают все!
- Да знаю, знаю. Ты у нас - чудо из чудес, - примирительно сказал
Ахиллес.
Как некстати она завелась, в то время как ему просто необходимо узнать,
что там дальше было с Гадесом. Ахиллес давно уже лелеял надежду при случае
нажать на него и найти способ выбраться отсюда, поэтому все настроения царя
преисподней были для него чрезвычайно важны. Уж кто-кто, а Ахиллес не
собирался безропотно привыкать к тому, что он мертв. По крайней мере не на
веки вечные.
Итак, если вы Ахиллес, вы реально смотрите на жизнь, даже если ваша
реальность - смерть. И все, чего вы хотите, - это конкретное место, уютно
обставленное, избавленное от счетов, ревнивых любовниц, бейлифов, сутяг, жен
и экс-жен, мужей, детей на разных уровнях дебилизма и всех остальных,
живущих здесь, но, слава богу, не у вас в голове, а в своем собственном
мире. Немного чересчур, вы не считаете? Именно это привело вас в Город
Мертвых. Вот почему мы так пытаемся убедить вас и даже продемонстрировать на
практике, что наш Город Мертвых - это хорошо продуманный образец преисподней
и заслуживает более пристального внимания. Мы будем время от времени сюда
возвращаться. Самое важное, что мы должны помнить: мы - партия свободы.
Мы снова переключились на Гадеса. На меня.
- Когда Ахиллес узнал об этом, он просто помешался. Ему до сумасшествия
хочется выбраться отсюда, - говорила Персефона.
- Ахиллес думает, что, когда он был живым, ему жилось гораздо веселее,
что, собственно, соответствует действительности. За свою жизнь он во многом
преуспел.
- Скажи мне правду, - попросила Персефона. - Быть живым - это
действительно так хорошо? Я пожал плечами:
- По крайней мере Ахиллес думает так. Но это всего лишь частное мнение
одного мертвеца.
Мы с Персефоной сидели под черным тополем. Рядом росла высокая плакучая
ива, и ее ветви полоскались в темных водах Леты, струившихся мимо нас с
тихим бульканьем, напоминавшим предсмертный храп умирающего. На другом
берегу виднелись низкие серые силуэты, но что это, издалека различить было
трудно. Я был странно счастлив. Я всегда себя так чувствую, когда Персефона
рядом. Она делает преисподнюю светлее, несмотря на навечно нависшие над нами
тучи. Сегодня они выглядят не зловеще и скорбно, но волшебно и вдохновляюще.
Я счастлив в Аиде. Что само по себе - чудо, потому что я его царь. Или я
сказал бы так: я полностью счастлив, и я действительно - Царь.
Я поискал взглядом ее руку, в которой она держала зернышко, но Персефона
сидела так, что я не мог увидеть, там ли еще оно. Я надеялся, что нет.
Казалось, она совсем забыла о нем. Но могла ли она забыть? Тяжесть знания
драматургии этого нашего мира тяжелым камнем обрушилась на мою душу: я знал,
что вот-вот что-то должно произойти. И даже знал, что именно.
Вот оно: издалека послышалось тихое звяканье. Персефона тоже услышала его
и сказала:
- Это бубенцы с упряжки Деметры. Она украшает ими волов, влекущих ее
повозку. Она едет за мной, как мы и договаривались.
- Да, - подтвердил я.
Когда-то меня вынудили согласиться с тем, чтобы Персефона время от
времени возвращалась в верхний мир. Наши роковые старые леди из Верховного
Суда Аида буквально связали меня по рукам и по ногам: остановить и укротить!
Девицу вернуть родителям! Я был тогда на грани мятежа, но потом оставил эту
идею - против живых у меня не было ни единого шанса, даже если бы все
мертвые встали стеною на мою сторону, в чем я, впрочем, был абсолютно не
уверен. Беда в том, что из мертвых солдаты, как из куска дерьма, - смерть
забирает что-то важное у мужчины. Так что это было бы просто-напросто
избиением. Ведь что может быть слаще для живого, чем убить мертвеца! Они,
видите ли, считают нас Злом. О, если бы я мог найти какой-то выход! Но
воевать - было делом заведомо невозможным.
В любом случае я был не прав: похищение девушки из верхнего мира было
против всех правил. Да, я был не прав. И эта моя неправота ослабляла мою
позицию.
По-настоящему все началось уже тогда, когда мы - Зевс, Посейдон и я,
свергнув старого Крона, разделили между собой всех тварей и учредили простые
и ясные законы. Каждый из нас получил во власть отдельное царство без права
вторжения на территории других. Конечно, этот договор не всегда соблюдался
буквально, но если находились жалобщики, то их, как правило, удовлетворяли,
и действовало правило возврата. Все это я знал, но, несмотря ни на что, все
же забрал Персефону к себе. Забрал, потому что хотел ее. Вот только страсть
моя не вписывалась ни в какие законы! Я отринул их, потому что никогда и
ничего не было для меня так важно, как моя Персефона! Теперь-то вы,
наверное, поняли, что участь царя Аида тяжелее участи последнего раба.
Живого, конечно. Я связан законом о недвижимости и обо всем, что на ней
находится. Он безжалостен и беспристрастен, насколько закон вообще может
быть безжалостным и беспристрастным. Но законы должны существовать. Ваша
жизнь без законов - ничто. Да и смерть без них немногого стоит.
- Зернышко, - сказал я. - Так что с зернышком? Она протянула мне обе
ладони - они были пусты.
- О, - сказала она, - я, наверное, уронила его. В ее голосе сквозило
лукавство. Но в Аиде никогда еще не бывало ничего легкомысленного или
игривого - я просто не знал, как на это правильно реагировать.
- Прошу, не дразни меня, - взмолился я. - Ты съела его? Или уронила? А
может, ты его спрятала, чтобы съесть потом?
Она наклонилась и поцеловала меня в лоб.
- Конечно же, я хочу тебя немножечко поддразнить. Именно этого, любовь
моя, тебе так не хватает. Ты слишком суров и угрюм.
- Но ты все изменила. Ты принесла в Аид легкомыслие и удовольствие. Я
даже не думал, что это возможно. Здесь. Но неужели ты не хочешь оставить мне
хотя бы надежду на то, что мы снова встретимся?
- У тебя всегда будет эта надежда, - ответила она, - независимо от того,
что скажу или сделаю я. И это неоспоримый факт. Это милая твоему сердцу
определенность. Ты это хотел от меня услышать?
- Я хотел бы на это надеяться. Но смею ли я полагаться на определенность
того, что через шесть месяцев ты снова будешь со мной? И будешь возвращаться
ко мне каждый год?
Она покачала головой, но я видел - она улыбалась.
- Определенность ценится в твоем царстве превыше всего. Каждый его житель
слишком хорошо знает, где он находится сейчас. Кажется, нет ничего более
определенного, чем смерть. Думаю, что именно против этого так бунтует
Ахиллес. Это то, к чему твои мертвецы так усиленно привыкают. Может, смерть
и плоха, - убеждают они сами себя, - но, в конце концов, она - надежна, и я
могу на нее положиться .
- Да, так мы и говорим.
- Это потому что ты мертвый, - в сердцах сказала она, - но я-то - нет!
Я-то - живая! И я не подчиняюсь вашим правилам. Я существо из царства живых,
и,
Машина Шехерезада (сборник), Шекли Роберт, читать или скачать бесплатно эту книгу.">
Полная версия: "Машина Шехерезада (сборник), Шекли Роберт, читать или скачать бесплатно эту книгу."
Машина Шехерезада (сборник), Шекли Роберт, читать или скачать бесплатно эту книгу.">
Зеркало: "Машина Шехерезада (сборник), Шекли Роберт, читать или скачать бесплатно эту книгу."
|
|
Просмотров: 287 |
Добавил: cos-book
| Рейтинг: 0.0/0 |
|
|